Мишель Пастуро - Зеленый

Прообразом этих литературных садов стал Сад наслаждений, упоминаемый в начале Книги Бытия: «И насадил Господь Бог рай в Эдеме, на востоке, и поместил там человека, которого создал [76] Бытие, II, 4–25. ». В средневековых книгах есть много изображений этого сада. Чаще всего он огражден зубчатой стеной и окружен пламенем; из центра сада вытекают четыре райские реки. В саду множество растений и животных. Среди деревьев всевозможных видов растет древо познания Добра и Зла, плоды которого срывать запрещено. В древних средиземноморских традициях этим древом была смоковница или даже виноградная лоза; позже, в Испании, это будет апельсиновое или гранатовое дерево. В странах Западной Европы с умеренным климатом в этой роли чаще всего выступает яблоня, главным образом из-за латинского названия своего плода: malum (яблоко) – полный омоним слова, обозначающего Зло – Malum. Итак, запретный плод, который по наущению змея-искусителя сорвала Ева и который отведал Адам, – яблоко; с тех пор и до наших дней яблоко останется плодом наслаждения и непослушания, плодом Рая и Грехопадения.

Реальные средневековые сады несколько отличаются от литературных, но разница невелика. Они тоже были местом отдохновения и радости, до того как стать плодовыми садами, насаждаемыми ради пользы. Образцами для них стали древнеримские сады, знакомые Средневековью по сочинениям поэтов (Вергилий, Овидий) и агрономов (Варрон, Колумелла, Палладий), а также – и даже в еще большей степени – сады Востока, которые когда-то вызвали изумление и восхищение крестоносцев. Вода и растительность превращают их в зеленые оазисы, где большинство культивируемых растений предназначено для услаждения взора, а не для еды, производства красителей или лекарств. Начиная с XII века сады государей будут резко отличаться от монастырских садов, в которых значительную часть территории по-прежнему занимают огород и кладбище [77] Образцом служил знаменитый сад в бенедиктинском монастыре Святого Галла, известный по детальному плану, созданному в IX веке. . Они все больше напоминают сады, описанные в куртуазной литературе, в частности в «Романе о Розе» Гийома де Лорриса (1230–1235):

По всему саду росли высокие лавровые деревья и высокие сосны, оливы и кипарисы, развесистые вязы с могучими стволами, а также грабы и буки, прямые, как стрела, орешники, осины, ясени, клены, громадные ели и дубы. Но к чему продолжать: я утомился бы, если бы вздумал перечислить все деревья. ‹…›

В саду жили лани и косули, а по ветвям деревьев бегало множество белок. Из своих нор вылезали кролики и целый день ласкались на зеленой траве. Там и сям в тени деревьев были источники с чистой водой, а вокруг не было ни насекомых, ни лягушек. Из этих источников вода вытекала ручейками, издавая приятное журчание. По берегам ручьев росла густая молодая травка: на нее можно было бы уложить возлюбленную, как на постель, настолько земля там была нежной и мягкой. Благодаря обилию воды трава росла повсюду.

Но еще большую приятность этому место придавали цветы, коих там росло множество, – фиалки во всякое время года, как летом, так и зимой, свежие, только распустившиеся барвинки, разные цветы несравненной белизны, а еще желтые или багряные [78] Guillaume de Lorris. Le Roman de la Rose. Стихи 1350–1403. .

В саду присутствуют все цвета, но преобладает зеленый: это цвет деревьев и кустарников, цвет травы и воды, но также и цвет одежд, в которых приходят люди, предметов, которые они приносят с собой, тканей, из которых сделаны навесы и балдахины над беседками. Это возвеличивание зеленого, по-видимому, опирается на знаменитые строки из Библии, описывающие третий день Творения: «Да прорастит земля зелень, траву, сеющую семя, по роду и подобию ее, и дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод» [79] Бытие, I, 9–13. . Так, с самого начала Бытия, зеленый представляется нам цветом живительным и благодатным, установленным самим Богом, а сад – сокровищницей многообразных символов. В другой книге, «Песни песней», мы вновь видим эту символику, когда Невеста (которую средневековое христианство отождествляет с Богоматерью) уподобляется «лилии долин», «запертому саду», «запечатанному источнику», «колодезю живых вод», «кедру ливанскому». Также и в Новом Завете тема Христа-садовника, популярная в позднем Средневековье, придает символический смысл всему, что находится или происходит в саду. Вскоре после Воскресения Мария Магдалина в Гефсиманском саду плачет у пустого гроба; увидев стоящего рядом с ней человека и не узнав его, она думает, что это садовник (на некоторых поздних изображениях этой сцены на голове у незнакомца соломенная шляпа, а в руках мотыга), и спрашивает, куда он унес тело Иисуса. Господь открывается ей и, когда она бросается к нему, говорит: «Не прикасайся ко мне» (Noli me tangere) [80] Иоанн, 20, 14–17. .

Всякий сад выстроен как некое символическое пространство, и каждое растение в нем обладает своим особым значением. Значения того или иного цветка существенно различаются в зависимости от эпохи и региона и зависят от нескольких факторов: цвета, аромата, количества и формы лепестков, формы и размера листьев, времени цветения и т. д. Однако можно выделить несколько основных значений, которые в XII–XIII веках остаются постоянными: лилия – символ чистоты и целомудрия, роза – символ красоты и любви; ирис символизирует безопасность и процветание, фиалка – смирение и послушание, ландыш – свежесть и хрупкость, водосбор – мужество и «нежную меланхолию». У деревьев тоже есть свои значения. Дуб (который редко встречается в саду) – дерево власти и господства; вяз символизирует справедливость, олива – мир. Липа (по-видимому, любимое дерево у людей Средневековья, как прежде у римлян и германцев) – символ любви, здоровья и гармонии; сосна означает отвагу и прямоту; смоковница – плодородие и безопасность. Тис и кипарис ассоциируются с печалью и смертью; граб и орешник – с магией; рябина и шелковица – с осмотрительностью; ясень – с упорством. Большинство деревьев имеют благотворное воздействие; у некоторых оно двойственное (тополь, кипарис, орешник); и только три – тис, ольха и грецкий орех – однозначно вредоносны: тис – потому что он ядовитый и растет на кладбище, а значит, ассоциируется со смертью; ольха – потому что она растет на болоте, где не растут другие деревья, и потому что ее красноватая древесина словно сочится кровью; а грецкий орех – потому что его тень считается ядовитой, а корни отравляют скот, если оказываются слишком близко от хлева [81] Pastoureau M. Introduction à la symbolique médiévale du bois / Cahiers du Léopard d’or. 1993. Vol. 2. Pp. 25–40. .

По представлениям людей Средневековья, у зеленого цвета есть не только свое излюбленное место – сад, но также и любимое время года – весна. Энциклопедисты, авторы сочинений о морали и трактатов о геральдике, которые имеют обыкновение находить для каждого цвета соответствия в природе, в календаре, в теологии и в медицине (среди металлов, планет, знаков зодиака, дней недели, смертных грехов и темпераментов человека), единодушны в том, что зеленому цвету соответствует самое прекрасное и желанное из времен года. В отношении других цветов они не столь категоричны. Лето часто ассоциируется с красным, но порой и с золотистым или оранжевым; осень – с желтым или черным (это цвет Сатурна и меланхолии), реже с коричневым; зима – с белым или черным [82] Это абстрактные и теоретические ассоциации, в основе которых – «соответствия» между цветами и природными стихиями. Авторы позднего Средневековья любили рассуждать на подобные темы. Но на изображениях, особенно на миниатюрах, такие сюжеты встречаются редко. . Палитра этих времен года относительно изменчива. Только у весны всегда один и тот же цвет, живой и обольстительный – зеленый.