Владимир Колесов - Древняя Русь: наследие в слове. Добро и Зло

Идея «лица» отталкивалась от предметности реального и связана с общей антропоморфной установкой древнего языческого общества. Мир тогда измерялся «от человека», сравнением с членами его тела: пространство выверяли числом локтей, перстов, даже рук и ног, а то и голов. Таков был масштаб измерений, утрата которого привела к преобразованию культурных ценностей в целом. Лицо в этом случае занимало особое место. Оно было как бы главным признаком самого человека в пространстве существования, поэтому именно оно и стало впоследствии признаком этическим и эстетическим. Более того, словами лицо, род стали обозначать важные категории самого языка: род— у имен, лицо— у глаголов. Род, родовое всегда идеальны, представлены в символах и понятиях, а те выражаются именем. Лицо — страдательное или действующее — всегда представлено в действии и развитии, а это выражается в формах глагола. Высказано предположение, что семантически наиболее древними были тоже имена существительные, но со значением действующего лица, тогда как все прочие разряды имен из них выводились, усложняя систему обозначений (Потебня 1968, с. 82).

И это отнюдь не случайно.

Этимологически исходным является существительное ликъ — образованное от глагола ли-ти; лик — то, что отлито в форме, из-об-раж-ение, представление сущности в явленном виде. То, что предстает в на-лич-ии предметным знаком своего об-лич-ия, тем самым от других от-лич-аясь (ЭССЯ 15, с. 77). Отличаясь от других, лик одновременно указывает на сходство со своим при-род-ным подобием: «Вылитый папа!» — о младенце.

Отсюда двоякий путь развития значений.

С одной стороны, изменения в произношении сложных слов привели к расхождению форм ликъ — лице — личина, и каждое новое образование при своем появлении как бы возвращалось в глубины исходного смысла, постоянно обозначая все то, что по образу и подобию «отлито» в новых формах. Сначала собственным внешним видом ( лице → лицо ), затем и в маске-харе ( личина ).

С другой стороны, важно указать на совокупное множество таких подобий в их единстве — и это тоже ликъ. «Но въ день преставлениа твоего любовию ликъсъставльше, възываем ти» (Печ. патерик, с. 90). Взывать монахи продолжали долго: «Да причтет ны к лику чад твоих!» (там же, 92), «не отлучи мене лика преподобныхъ!» (Жит. Авр. Смол., с. 22), «а причти мя вь ликы святыхъ мученикъ твоихъ!» (Ипат. лет., с. 208), даже «в ликъ мнишьскый сподоблен же бывъ» (там же, 704) и мн. др. Это — множество причтенных к благости за добродетельное житие. Никакой связи с «ликованием» тут нет, хотя «восторженно радоваться» и «торжествовать» причтенные к лику святых могли бы. Этот ликъ — звуковое совпадение со словом, давно заимствованным у германцев: готское laiks значит «пляска», ликъ — хоровод и хор как проявления ликований.

В «Ипатьевской летописи» рассказано, как князь Даниил видит архангела Гавриила: «Первый, рече, видѣньемьаки Гаврилъ ангелъ летя; сдѣ же не тако, но видъсамого Господа, видъ же не свершена человека, но образомъ(уподобленного) человека являющаа... и лицеему аки молнья... егоже видиньемьи Данилъ летящее лицеего, яко видъмолъиный рещи» (Ипат. лет., 1111 г., с. 267-269). В соотношении слов видѣнье — видъ — образъ — лице только слово лице указывает на реальность «внешнего вида», в какой бы мистической степени такой «вид» ни представал. Видѣнье — проявление вовне, видъ — видимость такого проявления, а образъ — подобие тому, что кажется явленным. Лицом к лицу предстают лишь на-лич-ные лица. Даже Бог, которого можно узреть в молитве, является не ликом, а лицом: «Глаголю бо вамъ, яко ангели ихъ видять лицевоину (всегда) Отца моего, сущю на небесѣхъ» (Ипат. лет., с. 101, 101об).

В русских народных говорах основное значение слова лицо — «щека»; «И удари мя по лицу», затем с уточнениями: «и ударяюще в лице желѣзными руками, избиваше лице и зубы... рукою желѣзною самъ изби ему лице и браду» (Жит. Стеф., с. 96, 97). Со временем, и особенно в литературных текстах, слово лице вобрало в себя все значения греческого слова πρόσωπον, которому лице соответствовало в переводах с греческого. А это не только ‘лицо, облик’, но и ‘морда (животного)’, ‘маска, личина’, ‘лицо, личность’, ‘поверхность (чего-либо)’, а также ‘фронт, лицевая сторона’. В значении ‘ответственного за свои поступки’ слово лицо используется в юридических переводных текстах («Кормчая», «Книги законные», «Мерило праведное» и др.), но не в устойчивых формулах, которые складывались на Руси. «Не може стати противу лицу имъ, бѣгающи же ему» (Сказание, с. 504) — лицом к лицу. «И тако ненависть вложи има (обоим), яко и в лице не хотяху видѣти друг друга» (Печ. патерик, с. 122) — тоже лицом к лицу. В этих случаях речь идет не о лице человека, как в выражениях типа «и бысть образъ лица его попуснѣлъ (омрачился)» (Ипат. лет., с. 203об, 1174 г.); «написавши свой образъ лица» (Флавий 209); «вѣдѣ образъ лиця Господа нашего» (Жит. Нифонта, с. 38) и т. д., а об «изображении» лица. Крайне выразительно указание на то, что и Бог предстает лицом в явлении «блага, яже уготова Богъ всемъ любящимъ его и зрѣниа сладкааго лицаего насыщаяся, помолися о земли своей» (Иларион, 194б).

При описании человека «лицо» — не обязательно только лицо; это — весь внешний вид, представляющий в общей картине данную личность: «Бѣ же Василко лицем красенъ» (Повесть, с. 467), «бѣаше бо душа его и лице освященно духомъ» (Жит. Стеф. Сурож., с. 81), и даже мощи могут представать лицем (налицо?).

Лицо — выразительная подробность человека, поэтому все определения, указывающие на различия и отличия, используют данный корень. «Время точию (только) об-лич-ить мужа правдива» (Менандр, с. 17: δεικνύει ‘укажет’); «тому въспоминани съставлению обличило бы его» (Ефр. Кормч., 565: διήλεγξεν ‘полностью опровергло бы’); «иже въ житии бывающиихъ обрящемъ различия...» (там же, 551: τας διαφορας «различия, расхождения») и т. д. В летописных текстах упоминание о «различии различных» встречаются весьма часто.

По той же причине указание лицевой стороны также связано со словом лиць : «и есть земля та отъ Иерусалима на лѣтний въстокъ лиць...» (Игум. Даниил, с. 92).

«Лицевая сторона», представленная налицо, еще в XVI в. у человека и предмета могли обозначаться разными словами. В «Домострое» глава 38 толкует о том, что, даже в страшной ярости пребывая, ни «по уху, ни по видѣньюне бити», а в главе 31, где речь заходит о том, «когда подбирают лоскутки на заплату», говорится, что лоскутья следует собирать внимательно, «прибираючи в лицотѣмъ видомъ», который соответствует лоскутьям уже на-лич-ным. Видѣнье — и то, что видно, и то, чем видят — лицо человека. Лицо, по смыслу древнего слова, есть нечто явное, явленное, поскольку и значит «внешняя сторона», а у человека это и есть лицо. Древнеславянский глагол личити означает то же, что и современный об-личить ‘делать явным (уличать)’ > ‘делать подобным’ > ‘отмечать’. Исходное значение слова сохранилось во всех славянских языках, но переносные значения в них различаются. Восточные и южные славянские языки развивали значение ‘сделать (быть) подобным, уподобляться’; то, чему уподоблен человек, может стать его «достоинством» или честью (с XVI в. известно выражение «сохранить лицо»). Западные славянские языки развили co-значение ‘метить, считать’ (расхождение, несомненно, связанное с различным отношением к форме «лица» у православных и католиков). Быть похожим — это одно, тут присутствует идея образного подобия; сосчитывать — это уже действие интеллектуального рода, оно связано с логическими операциями ума. Счет людей по головам, а в Средние века — по душам, сменяется тем же принципом; счет «по лицам» привился и у нас.