Илья Гилилов - Игра об Уильяме Шекспире продолжается, или Слова, слова, слова...

О датировке. Читатели «Игры об Уильяме Шекспире» уже знают, что издатели Блаунт и Лаунз строго соблюдали правило регистрации книг и других изданий в Компании печатников и честеровский сборник является редчайшим случаем нарушения ими этого правила. Уклонение от обязательной регистрации вместе с другими признаками мистификации свидетельствует о желании влиятельных заказчиков скрыть подлинную дату издания, по которой непосвящённые могли бы узнать прототипов Голубя и Феникс.

Против ничем не подтверждённой даты 1601 год,напечатанной на титульном листе фолджеровского экземпляра, говорит целый ряд фактов: отчаянная вражда между Джонсоном и Марстоном именно в это время, характер поэтического вклада Марстона, верноподданническая аллюзия в тексте в адрес «чужого» тогда для Англии короля Иакова, книга Деккера (1609 г.), где Голубь и Феникс живы, и др.

За датировку честеровского сборника 1612—1613 годами говорят уход из жизни именно летом 1612 года почти одновременнои Джона Солсбэри, и четы Рэтлендов, а также обращённый к Джону Солсбэри эпиграф из Горация, обещающий, что Муза не даст умереть памяти о нём. Не забудем сотрудничество печатников Филда и Оллда в это самое время (1612—1613 гг.) ещё в одной мистификации, особенности вклада Джонсона в связи с его отсутствием в Англии, а также лондонский экземпляр «Ануалс», отпечатанный на той же уникальной бумаге, но с датой 1611 год. Как видим, свод доказательств правильности идентификации честеровских героев с четой Рэтлендов и датировки появления сборника 1612—1613 годами весьма внушителен по количеству фактов и степени их достоверности.

Теперь перейдём к 1606 году. В этом году молодой шотландец долго гостил в Лондоне у своего родича Уильяма Фаулера, бывшего секретарём у самой королевы Анны (и, как сам Драммонд, не чуждого поэзии). Здесь Драммонд познакомился, а позже переписывался с поэтами и писателями, входившими в литературное окружение Пембруков — Рэтлендов — Сидни. Он получил возможность прочитать многие произведения той эпохи, как уже напечатанные, так и ходившие в этом кругу в рукописях и рукописных списках. И наверное, не случайно, что именно в 1606 году Драммонд начал записывать названия прочитанных книг; есть записи до 1614 года, но список за 1606 год самый интересный, там много произведений, вышедших из ставшего теперь ему знакомым круга поэтов и писателей. Есть и несколько шекспировских произведений, и частично шекспировский «Страстный пилигрим»; рядом с «Пилигримом» записана «Жертва Любви». Как мы знаем, и та и другая книги вопреки правилам никогда не регистрировались в Компании печатников.

Купленные в Лондоне, а потом и на континенте книги Драммонд отправлял домой для пополнения своей библиотеки. А в 1611 году он собственноручно составляет опись книг этой библиотеки, но «Жертвы Любви» там нет.Это, конечно, можно объяснять по-разному, но скорей всего такую книгу в Лондоне Драммонд не покупал (вряд ли книга, изданная тайно, без регистрации, могла быть в открытой продаже), а читал у кого-то из новых друзей рукопись или рукописный список (не исключено и микротиражное, для «своих», печатное издание по типу «Страстного пилигрима»). Кстати, «Страстного пилигрима» тоже нет в описи библиотеки Драммонда. Интересно, что на значительно дополненном по содержанию экземпляре «Пилигрима» стоит дата 1612, и Эдмонд Мэлон, а после него целое столетие все английские шекспироведы, издавая «Страстного пилигрима», включали в него и «шекспировскую» поэму-реквием о Голубе и Феникс.

Итак, условно допустим, что Драммонд действительно держал в руках честеровскую книгу о Голубе и Феникс. Что же могла представлять из себя эта книга в 1606 году, какой текст тогда мог читать молодой шотландец?

Учёные, изучавшие текст дошедших до нас трёх экземпляров честеровского сборника, давно отметили (это заметит и любой внимательный читатель), что заключительная часть книги (последовательные сообщения об уходе из жизни сначала Голубя, а потом Феникс и посвящённые им траурные поэмы их друзей-поэтов) почти не связана с основным текстом Честера, она явно добавлена к нему гораздо позднее: «швы» от торопливой пристыковки легко различимы; а в четвёртом экземпляре заключительная траурная часть вообще отсутствует.

Честер рассказывает, как Феникс и «Дама Природа» прибывают на некий «остров Пафос» с бальзамом, который должен «привести Голубя в постель Феникс»! Голубь и Феникс собираются вместе служить покровителю искусств Аполлону; но дальше совершенно неожиданно мы узнаём, что они уже умерли. Первым умирает Голубь, и короткий рассказ Феникс об этом завершается подписью: «Конец. Р. Честер». Потом добавляются два стихотворения, рассказывающие о смерти самой Феникс («смело последовавшей за Голубем»), и опять: «Конец. Р.Ч.». Далее — оставшиеся после Голубя его «песни» с третьей (!) пометкой: «Конец. Р. Честер». И в завершение — предваряемые специальным шмуцтитулом траурные стихотворения на смерть Голубя и Феникс, подписанные именами выдающихся поэтов (все они — «поэты Бельвуарской долины»). На титульном листе сборника прямо указано, что эти новыестихотворения добавленык «итальянской» (якобы переведённой Честером) поэме.

Видно, что внезапно меняющие всю картину дополнения к честеровскому тексту вносились сразу после того,как автор узнавал об уходе из жизни реальных прототипов своих героев, а потом получал траурные стихотворения от их друзей. Об этом свидетельствуют и три последовательные подписи Честера. Таким образом «прижизненная» — о живых Голубе и Феникс — книга превратилась в посмертный траурный сборник только после смерти их реальных прототипов.К такому обоснованному выводу пришёл ещё 40 лет назад выдающийся исследователь сборника профессор Уильям Мэтчет, считавший прототипом Голубя графа Эссекса. Потрясающие обстоятельства почти одновременного — сначала он, потом она — ухода из жизни и окружённых глубокой тайной похорон бельвуарской четы убедительно объясняют эволюцию честеровской книги. Сначала творение Честера представляло собой лишь «аллегорически затенённый», изобилующий маскирующими отвлечениями рассказ о встрече Феникс и Голубя; друзья Рэтлендов ещё надеялись, что их покровители всё-таки превратят свой платонический брак в нормальный и род боготворимого ими «Феникса Англии» — Филипа Сидни — не пресечётся. И Голубь, и Феникс тогда, разумеется, ещё живы.

Вот такой прижизненный и для обоих героев Честера, и для их бельвуарских прототипов текст мог прочитать у своих новых (близких к Бельвуару и Уилтону) друзей молодой шотландец в 1606 году. Если,конечно, повторю ещё раз, книга, название которой из двух слов Драммонд записал, вообще имела отношение к Голубю и Феникс. В любом случае объяснение, которое даёт драммондовской записи бельвуарская гипотеза, вполне адекватно, так как оно основано на множестве достоверных фактов, приведённых выше и свидетельствующих, что Голубь и Феникс — это необыкновенная платоническая чета Рэтлендов.