Валерий Панюшкин - Код Кощея. Русские сказки глазами юриста

Что же касается жены, то правда ведь важно, чтобы ткала искусно, готовила хорошо и красиво танцевала. А человек она при этом или лягушка – все равно.

Есть в русской сказке важный троп, как говорил профессор Пропп {2}… Иными словами, есть такая стандартная история, кочующая из сказки в сказку: Лиса просится на ночлег. Как правило, Лиса украла курицу. Как правило, за Лисой кто-нибудь гонится. Зверушка стучится в двери первой попавшейся избы и просит, чтобы ее пустили переночевать. Хозяин избы, как правило, отвечает, что в доме и так тесно, а Лиса обещает сама лечь на лавку, курочку положить под лавку, то есть занять совсем мало полезной площади. Ну и разумеется, хозяин Лису пускает.

Ночью Лиса сжирает свою курочку до последнего перышка, а утром устраивает скандал: я, дескать, была с курицей, курица, дескать, пропала, так что давайте мне теперь вместо курицы гуся.

Тут есть два интересных наблюдения.

Во-первых, пропажа курицы, даже, как мы знаем, мнимая, совершенно освобождает Лису от платы за постой. Лиса даже спасибо не должна теперь говорить за то, что ее приютили, а может, ничтоже сумняшеся, скандалить.

Во-вторых, гусь больше курицы. Отдать гуся взамен пропавшей курицы – это архаический способ возмещения морального вреда. Если в теперешнем суде долго рассчитывали бы, на какую именно сумму пострадала Лиса, то русская сказка решает эту проблему просто.

Домашняя живность как бы ранжирована. У домашней живности в русской сказке есть классы, подобные классам современных автомобилей. Куры, гуси и утки, мелкий рогатый скот, крупный рогатый скот, лошади. Персонажу русской сказки кажется логичным за пропавшую курицу отдать гуся, за пропавшего гуся – барашка, а за пропавшего барашка – теленка.

Нам это кажется диким, но если бы мы рассуждали как персонажи русских сказок, то, став виновниками дорожно-транспортного происшествия, например, должны были бы взамен разбитого по нашей вине «гольфа» купить его владельцу «пассат», а взамен «пассата» – «ауди А6», а взамен «ауди А6» – «ягуар».

Следуя этой логике, хитроумная Лиса выстраивает на возмещении морального ущерба целый бизнес, целую цепочку обогащений.

Лиса получает гуся взамен курицы, идет в соседнюю деревню и просится там на ночлег с гусем. Ночью сжирает гуся, а наутро требует барашка в качестве возмещения ущерба, материального и морального.

Идет с барашком в следующую деревню, просится на ночлег, ночью съедает барашка и требует взамен теленка. Теоретически этак и до лошади можно было бы дойти. Но теленок в русской сказке, в отличие от курицы, гуся и барашка, сакрален. Теленок – не просто скот, как и у нас «мустанг» какого-нибудь антикварного года – не просто машина.

Столкнувшись с требованием отдать теленка, хозяин прерывает лисью цепочку обогащений. Вместо теленка он выносит собаку в мешке. По размерам собака и теленок схожи, так что сделка представляется Лисе состоявшейся. Она взваливает мешок на плечи и, довольная, уходит.

Но это сбой системы. Это как если бы в ответ на требование отдать «ауди А6» вы отдали бы истцу болид «Формулы-1». По размеру-то они, может, примерно одинаковые, но по цене-то болид даже и дороже. Но вы бы отдавали его, надеясь, что вымогатель сядет за руль и разобьется на первом же повороте.

Что и случается с Лисой. Отойдя немного от деревни, Лиса развязывает мешок, собака бросается за Лисой в погоню, Лиса прячется под корягу, собака тщится достать беглянку…

И тут-то мы понимаем, как устроен в русской сказке обман и почему Лисе не стыдно хитрить с целью обогащения, а хозяину не стыдно хитрить, когда ему жалко теленка.

Лежа под корягой, Лиса учиняет допрос органам своего тела на тот предмет, который из органов чем именно был занят ради спасения Лисы от собаки. Лисьи глаза говорят, что они смотрели, куда бежать. Лапы говорят, что они бежали так быстро, как только могли. Уши говорят, что они слушали, близко ли собака. И только хвост говорит, что он цеплялся за кусты и ветки и вообще всячески мешал побегу.

Вот как устроен обман. Персонаж русской сказки словно и целостен, и дискретен одновременно. Части тела у сказочного персонажа одновременно как бы и составляют единое тело, но как бы и существуют сами по себе. Вот почему не стыдно обманывать. В начале осуществляемой Лисой мошеннической схемы курицу съедает лисий желудок. А на следующий день гуся требуют оскорбленные лисий мозг и язык. И получают гуся лисьи лапы, вроде бы никакого отношения не имеющие к ночному пожиранию курицы.

И хозяину избы, положившему в мешок собаку вместо теленка, хитрость помогает осуществить этакая как бы разрозненность его органов. Умом-то он понимает, что должен отдать теленка взамен пропавшего барашка. Но глаза его как будто не видят, и он сажает в мешок собаку, не испытывая никаких угрызений совести, ибо это ведь глаза его виноваты в подлоге, а остальные органы – ни при чем.

Всерьез руководствуясь этакой странной логикой, Лиса решает наказать собственный хвост за саботаж побега и отдать собаке. Лиса высовывает хвост из-под коряги, собака хватает его зубами, вытягивает наружу всю Лису и разрывает ее на части.

Можно было бы подумать, будто этот последний эпизод разрушает мою теорию разрозненности органов сказочных персонажей, но ничуть не бывало. Справедливо и то и другое. Сказочные персонажи представляют собой одновременно и единое целое, и набор самостоятельных органов. Подобно деревенской общине, которая одновременно и сообщество индивидов, и единый организм. По этой логике осудить за мошенничество, например, можно как самого мошенника, так и общину, членом которой он является.

Русская сказка не знает определенных границ личности. Она только ищет эти границы.

В знаменитой сказке о Царевне-лягушке государь делегирует свою власть стреле. Не предоставляет сыновьям право устраивать свои судьбы самостоятельно… Не выбирает сыновьям жен своею монаршей волей… А велит каждому сыну запустить по стреле и непременно жениться на девушке, живущей там, куда упадет стрела.

Приблизительно даже понятно, почему царь это делает. Брачные отношения – если нету нужды, переженив детей, решить какую-нибудь территориальную проблему – лучше доверять, конечно, высшим силам. Довольно часто в русских сказках цари отправляют сыновей в путешествия за женами, то есть полагаются при выборе снохи на волю морского ветра или прихоть речных волн. Стрела – это то же, что ветер. Это символ воинской удачи или, если хотите, судьбы. Это как если бы теперь владелец нефтяной компании отправил бы сына с геологической экспедицией искать новые месторождения нефти и повелел бы непременно жениться на девушке, живущей там, где найдется нефть. Не потому что девушки, живущие на нефтяных полях, как-то особо прекрасны. А потому что следует доверять своей удаче, и если стрелы не подводили тебя в бою, то не подведут и при выборе невесты.