Алексей Востриков - Книга о русской дуэли

И в ту же минуту он увидел что-то белое – рубашку противника. Он мгновенно выступил из-за ствола и стал на виду. И тотчас же с быстротой молнии отскочил за дерево. Это был рискованный маневр, но он удался. В ту же секунду грянул выстрел, и кусочек коры, отбитый пулей, больно задел его по уху.

Генерал Феро, выпустив один заряд, сделался осмотрительнее. Генерал д’Юбер, осторожно выглядывая из-за своего дерева, нигде не обнаруживал его. Невозможность определить местонахождение врага вызывала ощущение опасности. Генерал д’Юбер чувствовал себя незащищенным с фланга и с тыла. Но вот опять что-то белое мелькнуло впереди. <���…> Генерал д’Юбер с большим самообладанием удержал готовую было подняться руку. Нет, неприятель еще слишком далеко, а он сам не такой уж первоклассный стрелок. Он должен подождать свою дичь, чтобы стрелять наверняка».

Мы вынуждены прервать замечательное, но слишком подробное повествование Конрада. Далее происходит следующее. Д’Юбер решается на очень хитрый ход: он ложится за деревом на спину и следит за соперником в карманное зеркальце. Д’Юбер немного не рассчитал, и его ноги замечает соперник – и решает, что он уложил своего врага первым же выстрелом. Уже не прячась, Феро идет, чтобы посмотреть на своего бездыханного, как он полагает, противника. А д’Юбер потерял его в своем зеркальце и заметил только тогда, когда тот подошел вплотную. Испытание оказалось не по нервам обоим. Д’Юбер вскочил, оставив свои пистолеты на земле, а Феро выпалил из своего пистолета и промахнулся. По всем законам д’Юбер имел право теперь поднять оружие и застрелить своего противника, но он хочет только того, чтобы преследовавший его пятнадцать лет мстительный Феро оставил его в покое. За эти годы они несколько раз дрались на дуэлях, в разных званиях, по разным правилам и на разном оружии, несколько раз ранили друг друга – пора положить этому конец. И д’Юбер оставляет выстрелы за собой: «Вы в течение пятнадцати лет вынуждали меня предоставлять вам по долгу чести распоряжаться моей жизнью. Отлично. Теперь, когда это право осталось за мной, я намерен поступить с вами, следуя тому же принципу. Вы будете находиться в моем распоряжении столько, сколько мне вздумается. Не больше, не меньше. Вы обязуетесь ждать до тех пор, пока я не найду нужным воспользоваться своим правом».

Столкновение двух лейтенантов превратилось в многолетнюю вражду, стало притчей во языцех для целой армии. Оно вышло за рамки традиционного ритуала дуэли, и поэтому не кажутся «несправедливыми» ни форма «американской дуэли», ни «отложенный выстрел».

Итак, мы рассказали о различных формах проведения поединка. Момент завершения дела чести нужно было ритуально обозначить.

Если соперники оставались в живых, то в конце дуэли они обычно примирялись. Искреннее примирение чаще всего сопровождалось взаимными извинениями. Вот, например, Пушкин со Старовым: «„Я вас всегда уважал, полковник, и потому принял ваше предложение“, – сказал Пушкин. „И хорошо сделали, Александр Сергеевич, – отвечал Старов, – этим вы еще более увеличили мое уважение к вам, и я должен сказать по правде, что вы так же хорошо стояли под пулями, как хорошо пишете“. Эти слова искреннего привета тронули Пушкина, и он кинулся обнимать Старова» [ 153 , т. 2, с. 270].

Соперники не только объяснялись между собой, но и заботились о том, как они будут выглядеть в глазах общества. Характерный пример этого мы находим в повести Ореста Сомова «Юродивый». Ее герои неожиданно поссорились, вышли на поединок и неловко застрелили прибежавшего помешать им местного сумасшедшего – и тут-то дело дошло до объяснений и примирения: «…Мельский и противник его не сказали еще ни слова. Наконец сей последний… взглянул в лицо Мельского… и с некоторым усилием сказал: „Поединок наш еще не кончен!“

– Скажите, бога ради, за что вы меня вызвали? – вскричал Мельский как бы по невольному движению.

– Вы сами должны это знать: не вы ли меня оскорбляли? Не вы ли смеялись на мой счет <���…>?

– Клянусь честию, что в разговоре моем с Софиею не было о вас ни слова. Я не дал бы этой клятвы, когда шел против вашей пули; теперь, над трупом сего бедняка, пострадавшего в нашем деле, я должен вывести вас из заблуждения. <���…>

Артиллерист помолчал несколько минут <���…> потом сказал тихим и горестным голосом и как бы сам себе: „И в этот раз запальчивость моя и подозрительный нрав довели меня до исступления ума, даже до убийства. <���…> Простите ли вы мне опрометчивость мою, забудете ли нанесенную вам обиду?“

Молодой, мягкосердечный Мельский снова и крепко сжал ему руку. Он был удовлетворен вполне: товарищам своим и, следовательно, всему полку доказал он, что не боится порохового дыма; понятию о чести принес он жертву, соперник его просил у него прощения; чего ж мог он более требовать?» [ 173 , с. 140–141].

В тех случаях, когда причиной ссоры было не недоразумение, а серьезная ссора и соперники не были склонны к примирению и извинениям, эту функцию брали на себя секунданты. Они объявляли, что соперники исполнили свой долг и достойным поведением на поединке подтвердили свое благородство.

Точно так же за секундантами оставалось последнее слово в том случае, если один из соперников был убит или тяжело ранен. Секунданты убитого объявляли, что их соперник действовал благородно и по правилам. Впрочем, достаточно часто они ограничивались констатацией смерти и вежливым обменом поклонами с противниками. Если один из дуэлянтов был ранен, то, конечно же, первым делом старались оказать ему посильную помощь, но при этом так или иначе все-таки объявляли поединок оконченным.

Существовала еще традиция: после окончания дуэли все действующие лица отправлялись в ресторан, где шампанским отмечали благородный исход дела. С этим связана еще одна гипотеза о происхождении термина «пробочная дуэль»: так говорили о тех случаях, когда выстрел пробкой шампанского в потолок был «самым опасным» из всех сделанных выстрелов. Традиция ресторанного примирения была столь сильна, что могла стать, по крайней мере в Европе, основой профессионального заработка: «Дуэль – вещь слишком обыкновенная в Висбадене, и в городе этом находится во всякое время достаточное число людей, извлекающих из безнаказанности дуэли тысячи личных выгод; некоторые из подобных аферистов, уверенные в своем искусстве владеть всевозможным оружием, не только охотно принимают вызовы, но употребляют все средства, чтобы побудить других к подобным вызовам, и, пользуясь неопытностью молодежи, мировыми сделками выжимают из противников или деньги, или, по крайней мере, ужин с бутылкою шампанского; другие предлагают себя в секунданты и, примиряя соперников, пользуются теми же выгодами, как и первые» [ 34 , с. 416].