Владимир Петрухин - Загробный мир. Мифы разных народов
- Название:Загробный мир. Мифы разных народов
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:АСТ, Астрель
- Год:2010
- Город:Москва
- ISBN:978-5-17-05694
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Владимир Петрухин - Загробный мир. Мифы разных народов краткое содержание
Такие виды искусства, как театр и портретные изображения, также оказываются связанными с культом мертвых.
Книга рассчитана на всех, кто интересуется историей, мифами и сказками.
Загробный мир. Мифы разных народов - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Самым грозным наказанием считалось окончательное уничтожение всей сущности грешника: и тела и души. Души грешников существовали независимо от тела в перевернутом положении – вниз головой, они не могли воссоединиться с телом, чтобы жить полноценной загробной жизнью, а потому им предстояло полное и окончательное уни-чтожение. Такое уничтожение достигалось обезглавливанием или сожжением. В «Книге амдуат» грешников сжигают в котлованах, в «Книге пещер» казнь огнем совершается в специальных котлах, куда бросают головы, сердца, тела, души и тени грешников (что напоминает средневековые христианские поверья об аде).
Вместе с неуверенностью в том, что ритуал обеспечит загробное блаженство, рождается религиозный скептицизм. На одной египетской стеле умершая жена обращается к пережившему ее мужу с призывом наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях:
«…Следуй своим желаниям день и ночь. Не давай заботе места в твоем сердце. Ибо Западная страна – это страна сна и мрака, обиталище, где остаются те, кто здесь пребывает. Они спят в своем обличье мумий, они никогда не просыпаются, чтобы увидеть своих друзей, они не узнают ни своих отцов, ни своих матерей, их сердце больше не заботится об их женах и детях. На земле всякий наслаждается водою жизни, но я страдаю от жажды. Вода приходит к тому, кто пребывает на земле, а я жажду и не могу испить воды, которая есть здесь у меня. С тех пор как я пришла в эту долину, я не знаю, где я нахожусь. Я томлюсь по воде, которая течет здесь. Я тоскую по ветерку на берегу реки, который освежил бы мое сердце в его печали. Ибо имя бога, царящего здесь, звучит: совершенная смерть. Когда он зовет, все люди, трепеща от страха, приходят к нему. Для него нет разницы между богами и людьми, великие и малые равны перед ним. Он не оказывает никакой милости тому, кто его любит; он одинаково забирает и ребенка, отрывая его от матери, и старика. Никто не приходит поклониться ему, ибо он не проявляет милости к тем, кто ему поклоняется, он не ценит тех, кто приносит ему жертвы».Вместе с тем диалог умершего Ани с богом Атумом (Новое царство, XVI–XI вв. до н. э.) пытается внушить оптимизм, предвкушение идеального блаженства на том свете:
Ани: «О Атум, что это, что я отправляюсь в пустыню? Там ведь нет воды, нет воздуха, она глубока-глубока, она темна-темна, она вечна-вечна!»
Атум: «Ты будешь в ней жить с удовлетворенным сердцем».
Ани: «Но в ней нет радостей любви!»
Атум: «Я дал просветление вместо воды и воздуха и радостей любви, умиротворение сердца вместо хлеба и пива».
Кострома: воскресающий бог и демон растительности
У русских крестьян, ничего не слышавших об Осирисе, известны были календарные обряды, которые напоминали исследователям русской традиционной культуры ближневосточные культы умирающих и воскресающих богов – Осириса и Адониса.
То были карнавальные похороны календарных чучел, которые носили имена Костромы (на изготовление обрядовых чучел Костромы у славян шла костра – волокнистые отходы, остававшиеся от обработки льна и конопли) или Ярилы. Куклу Костромы, празднично убранную в кумачовый сарафан и кокошник, с песнями носили по селу, иногда положив в корыто, как в гроб. Так носили и Ярилу, но одетого в мужское платье. Процессию сопровождали ряженые попы с лаптем вместо кадила. Традиционные причитания женщин сопровождались смехом мужчин. В Муромском уезде Владимирской губернии чучело Костромы подносили к озеру, где процессия разделялась на две группы: одни оказывали знаки почтения чучелу, другие нападала на поклоняющихся, захватывали чучело, срывая с него наряд, и бросали в воду. Почитатели заунывным воем оплакивали гибель Костромы, после чего участники процессии воссоединялись и с весельем возвращались в село. В других вариантах обряда чучело разрывали на части или хоронили в поле, вырывая палками могилу, как, например, для Ярилы. При похоронах Костромы иногда изо-бражали, как она боронит, сеет, косит, убирает урожай, а когда чучело бросали в воду – молились о дожде.
Известный английский антрополог Джеймс Фрэзер обратил внимание на сходство этих обрядов (известных фольклору всех цивилизованных европейских народов) с ритуалами умирающих и воскресающих божеств Востока. Убийство божества плодородия должно было предшествовать его возрождению – усилению плодоносящей мощи. Но в русских обрядах мотив воскресения умерщвленного персонажа не был главным, как заметил В. Я. Пропп. «Праздник состоит не в воскресении, а в умерщвлении», – писал он.
Календарное действо вокруг Костромы отличается характерным для народной культуры парадоксом: оплакивание сопровождается обрядовым смехом. Это возрождающий смех, напоминающий о смехе Деметры и царевны Несмеяны (превратившейся из сказочной затворницы в невесту). Впрочем, Кострому и Ярилу роднит с ближневосточными воскресающими божествами еще одно свойство: архаичным образом Костромы была мужская ипостась, именуемая Коструб или Кострубонько; чучело Ярилы имело выраженные мужские признаки. Женщины оплакивали этих персонажей как своих партнеров – подобно ближневосточным богиням любви; во время похорон Ярилы дозволялись эротические вольности, сопровождавшиеся и возлияниями в шинке.
Особое значение при этом имели символы и обряды, связанные с земледелием и растительностью. Зеленые ветви были непременным атрибутом славянской и общеевропейской календарной обрядности; их использовали на Троицу, когда умершие, в том числе русалки, выходили с того света. Березовыми ветвями украшали красный угол в избе: считалось, что в них вселяются души умерших родственников. Это представление соотносится с широко распространенными поверьями о душах, которые попадают на тот свет по ветвям Мирового дерева и ждут своего возрождения в потомках. Троицкая березка, равно как и соломенное чучело, не были символами или воплощениями воскресающего божества, они воплощали саму природу, ее неуничтожимость, календарную цикличность: смерть сменялась возрождением и была условием этого возрождения. Эти фетиши, которые европейские крестьяне продолжали использовать до недавнего времени, были архаичнее, чем древневосточные божества.
Сходство календарного чучела с Осирисом и другими воскресающими божествами заключалось в том, что его необходимо было умертвить, растерзать, уничтожить. Специальный фольклорный жанр – «житие» растений – существовал в европейском и славянском народном творчестве. «Жития» льна, конопли и других растений уподоблялись мученическим житиям святых. Самое известное из таких «житий» – знаменитая баллада Роберта Бернса «Джон Ячменное зерно». Жатва, молотьба и помол ячменного зерна, осенняя смерть Джона, завершается изготовлением хмельного напитка:
Интервал:
Закладка: