Александр Прасол - От Эдо до Токио и обратно. Культура, быт и нравы Японии эпохи Токугава

Источник: Оиси Синдзабуро. Эдо дзидай = Эпоха Эдо. Тюо синсё, 1993. С. 123.

В XVII веке быстро росли города, и это также меняло демографическую картину. Если в 1600 году все городское население страны насчитывало около 550 тысяч человек, то в 1700 — уже 3 миллиона 220 тысяч, а в 1800 — 3 миллиона 970 тысяч. Таким образом, в городах проживало 12–13 % населения Японии, общая численность которого оставалась практически неизменной [Кито, 2010]. Среди крупнейших городов страны на четвертую и пятую позиции после Эдо, Киото и Осаки вышли Нагоя и Канадзава (население более 100 тысяч человек).

Крупные города притягивали крестьян, одновременно сокращая им жизнь и снижая уровень рождаемости в стране. В города на заработки ехали в основном мужчины, чаще молодые и одинокие. Устраивались с трудом, жили бедно, часто переезжали. В брак если и вступали, то поздно, да и состояли в нем недолго — большинство городских браков были бездетными и быстро распадались. Известный сочинитель хайку Кобаяси Исса (1763–1827) приехал в Эдо еще мальчиком. Он прожил в городе много лет, прежде чем вернулся на родину, но ни семьей, ни детьми так и не обзавелся — по причине непреходящей бедности. О типичности такой ситуации говорит популярная в то время пословица “У эдосца и на одну ночевку денег нет" (эдокко ва ёигоси но дзэни ва мотанай).

Уровень смертности в городах был выше, чем в сельской местности — прежде всего из-за худших санитарных условий и тесноты. При этом лечили в городе и в деревне одинаково скверно. В начале XVIII века, когда Эдо стал городом-миллионником, плотность населения в кварталах для простых горожан составляла более 50 тысяч человек на квадратный километр [Найто, 1966]. В таких условиях ничего не стоило подхватить корь, натуральную или ветряную оспу (три главные болезни-убийцы того времени). Поэтому для многих выходцев из села жизнь в городе оказывалась недолгой.

Бродячий торговец храмовыми талисманами. Источник: NC

Низкая рождаемость и высокая смертность в городах работали на сокращение городского населения и стимулировали приток новых людей. Эта тенденция сохранялась в Японии вплоть до начала XX века. Таким образом, на селе уменьшалось число рабочих рук, а в городах люди быстрее умирали и реже рожали детей, прирост населения сдерживался. Численность жителей Эдо к 1718 году достигла 534,6 тысячи (не считая полумиллиона самураев) и на этой отметке остановилась. В последующие полтора столетия, несмотря на огромную текучесть городского населения, его численность не менялась: в 1867 году в Эдо жило всего на 5 тысяч больше, чем в 1718 году [Минами, 1978].

В городах люди жили не так долго, как в деревнях, но зато быстрее и интенсивнее. В XVIII–XIX веках в городе Киото около 10 % семей ежегодно меняли место жительства. В Эдо эта цифра доходила до 16 %, то есть один раз в год каждая шестая столичная семья переезжала на новое место. Главная причина высокой мобильности заключалась в том, что четверо из пятерых эдосцев не имели недвижимости и зарабатывали на жизнь чем придется.

Самурайское сословие, которое большую часть эпохи переписями не охватывалось, насчитывало около 1,5 миллиона человек (5–6 % населения страны). Примерно треть самураев (около 500 тысяч) постоянно находилась в столице, еще миллион трудился в провинциях. Таким образом, на каждое из примерно 260 княжеств, на которые тогда была разделена Япония, приходилось в среднем 4 тысячи самураев. Правда, княжества были разными. В известных воинскими традициями княжествах наподобие Сацума или Ёнэдзава самураи составляли 25–30 % населения.

Определяемая по храмовым регистрационным записям средняя продолжительность жизни японцев (как мужчин, так и женщин) в конце XVII — начале XVIII века составляла 35–40 лет. Сама по себе эта цифра мало о чем говорит. В течение всего периода Токугава на среднюю продолжительность жизни больше всего влиял уровень детской смертности, а она была огромной. Даже в начале эпохи Мэйдзи, в 1880 году, средняя продолжительность жизни японцев составляла 36 лет. Затем начался ее рост: в 1920 году — 42 года, в 1960 — 65 лет. К 1970 году Япония догнала западные страны: средняя продолжительность жизни превысила 70 лет [Явата, 2009]. Сегодня, как известно, японцы живут дольше всех в мире. Осенью 2010 года сошлись две священные для японцев восьмерки: количество 80-летних (и старше) японцев превысило 8 миллионов.

Некоторое представление о продолжительности жизни в эпоху Токугава можно получить, ознакомившись с фамильными хрониками императоров и сёгунов. Большинство правителей доживало примерно до 50 лет. Годы жизни сёгунов хорошо известны, и простой подсчет показывает, что средняя продолжительность жизни пятнадцати сёгунов Токугава (1603–1867) равна 49,6 года. Для сравнения: у пятнадцати сёгунов Асикага (правили с 1338 по 1588 год) она составляет 42 года. Двое сёгунов Токугава, первый и пятнадцатый, прожили больше 70 лет, четверо — 60–70, четверо — 50–60, двое — 40–50. Двое умерло в молодости, и один (седьмой сёгун Иэцугу) — еще в детстве.

Что касается остального японского населения, то в конце XVII века семеро из ста человек жили дольше 60 лет. По тем временам это были глубокие старики. А через столетие, при нулевом приросте населения те, кому за шестьдесят, составляли уже около 12 % населения [Кито, 2010]. Это говорит о том, что в эпоху Токугава общая продолжительность жизни хотя и медленно, но все же росла. По некоторым данным, с конца XVI до конца XVII века в семьях высокоранговых самураев хатамото [3] Хатамото (букв. подзнаменные) — военачальники, исторические союзники Иэясу Токугава до 1600 года. После его прихода к власти составили ядро воинской элиты, получили земли и назначения на высокие должности. Все хатамото имели право личной аудиенции у сёгуна. она увеличилась с 42 до 51 года [Ямамура, 1976].

При этом детская смертность оставалась стабильно высокой во всех сословиях и, судя по всему, не очень зависела от уровня жизни семьи. Например, одиннадцатый сёгун Токугава Иэнари (1773–1841) помимо законной жены имел около 40 официальных наложниц и в общей сложности 55 детей. Пятнадцать умерли на первом году жизни, шестеро — на втором, еще шестеро не дожили до совершеннолетия. Таким образом, выживаемость детей в аристократических семьях была не выше, чем в крестьянских.

Высокая детская смертность обусловила появление множества ритуалов, знаменующих этапы взросления ребенка. Первый — купание через три дня после рождения ( убую ). Второй — показ ребенка посторонним на седьмой день (сития). Третий ритуал — первое посещение синтоистского храма миямаири через 30 дней после рождения, четвертый — отъем ребенка от материнской груди через 100 дней (куидзомэ), и так далее. Затем отмечали достижение возраста одного года, трех, пяти и, наконец, заветных семи лет. В промежутках также отмечалось первое участие ребенка в праздничных мероприятиях годового цикла (хацудзэкку). В общем, японцы проявляли здесь ту же внимательность к маленьким рубежам и достижениям, что и сегодня.