Александр Прасол - От Эдо до Токио и обратно. Культура, быт и нравы Японии эпохи Токугава

Кроме того, популярностью пользовались утопление и отравление. Здесь “процент попадания” был выше, поскольку специальных знаний не требовалось. В столице люди чаще всего прыгали с центрального моста Рёгоку. Глубина и быстрое течение реки Сумида в этом месте гарантировали исчезновение тела и избежание глумления. Когда число двойных самоубийств возросло, городские власти были вынуждены установить на Рёгоку пост. Особенно много таких случаев стало в XVIII веке, чему немало способствовало получившее всеяпонскую известность “двойное самоубийство в Сонэдзаки”.

В 1702 году в лавке зажиточного осакского купца работал приказчиком его племянник, 25-летний Токубэй. Дядя был доволен честным и работящим парнем, строил планы на будущее. В столице у него имелось прибыльное торговое дело, требовался толковый распорядитель — Токубэй подходил как нельзя лучше.

По правилам того времени дядя сосватал за племянника свою приемную дочь и, скрепляя договоренность, передал живущей в деревне матери Токубэя, своей двоюродной сестре, отступные (в пересчете — около 8о тысяч долларов США). Как принято у солидных людей, сделку обставили солидно. Будущее племянника просветлело, а семейное дело получило преемника. Пока же холостой, неплохо зарабатывающий Токубэй посещал гейш. И одна из них, по имени Охацу, ему понравилась — да так сильно, что Токубэй вообще не захотел с ней расставаться. В ситуации нет ничего примечательного: в то время мужчины едва ли не поголовно женились на одних, а любили других и ничего странного в этом не видели. Конечно, преуспевающий Токубэй мог приобрести для любимой Охацу уютный уголок и отдыхать там душой и телом, однако он не пожелал вести двойную жизнь и честно рассказал обо всем благодетелю-дяде, попросив у него прощения и предложив расторгнуть помолвку. Дядя разъярился и потребовал, чтобы Токубэй вернул деньги, переданные его матери, а после убирался из Осаки на все четыре стороны. Токубэй согласился и начал, залезая в долги, собирать деньги. Один из партнеров грубо обманул его, и предприятие провалилось. Влюбленные обсудили ситуацию: оба связаны обязательствами и вместе быть не могут. Стало быть, надежда только на небеса. Они отправились в лесной район Сонэдзаки и провели там ночь. На рассвете Охацу сняла пояс кимоно и привязала себя к любимому. Потом произнесла условную фразу, и Токубэй бритвой перерезал горло сначала ей, а после себе. Это произошло 8 апреля 1703 года.

Памятник влюбленным. Токубэй и Охацу

О самоубийстве быстро узнали. Известный писатель, драматург Тикамацу Мондзаэмон (1653–1724) тут же выехал в Осаку и по горячим следам создал повесть “Двойное самоубийство в Сонэдзаки”. Спустя всего месяц была поставлена пьеса, сделавшая этот случай известным на всю страну. В том же году еще 46 пар ушли из жизни вслед за Токубэем и Охацу. Память о влюбленных была воплощена в скульптуре “Двойное самоубийство в Сонэдзаки. Токубэй и Охацу”, установленной в храме Цуютэн в городе Осака. Этот памятник вспоминают сегодня сразу, как только речь заходит о самоубийствах влюбленных в эпоху Токугава. Для японцев это символ несчастной любви на все времена. Однако пьесу, а вслед за ней и сами самоубийства влюбленных, как уже говорилось, запретили в 1722 году. Произведение находилось под запретом более двухсот лет, постановка была возвращена на сцену только в XX веке.

Традиции — вещь живучая. Молодой японец Тэцуо был уже женат, когда встретил и полюбил девушку по имени Кимико. Девятнадцатого февраля 2006 года они сняли номер в одном из осакских отелей для влюбленных. Выпили снотворное и, убедившись, что оно начало действовать, перерезали себе вены. Проснулись ночью от боли: кровь свернулась, а доза снотворного оказалась мала. Поняв, что самоубийство не удалось, Кимико попросила возлюбленного задушить ее — так он и поступил. Затем еще раз попробовал перерезать себе вены — снова неудачно. Попытался повеситься. Опять фиаско. Отчаявшись, Тэцуо позвонил в полицию и сдался. Убедившись в ходе процесса, что Кимико действительно его любила и хотела умереть, судья приговорил Тэцуо к шести с половиной годам тюрьмы по самой “мягкой” статье — “оказание помощи в совершении самоубийства”.

Квартал Ёсивара

Глубокое взаимное чувство встречается реже, чем игра с ним и вокруг него. Эпоха Токугава в этом смысле не была исключением. В то время было принято давать клятву любви и верности; она имела три степени. Первая, самая легкая — написать клятву кровью. Вторая уже предполагала некоторое членовредительство: а) влюбленные вырывали по ногтю и, поместив их в мини-шкатулки, обменивались ими — на вечную память; б) отрезали вместе с ногтем фалангу мизинца. Высший, третий уровень — выполненное обещание умереть вместе. Сначала все три варианта называли словом синдзю, но со временем так стали называть только двойное самоубийство.

Любители игр в любовь коллекционировали полученные от куртизанок клятвы, написанные кровью, локоны их волос, ногти и фаланги пальцев и на досуге рассматривали свои “трофеи”. Куртизанок было много, а клиентов еще больше, поэтому ногти и пальцы расходовали с умом. Зная об увлечениях клиентов, гейши дарили поклонникам плоды мелкого членовредительства, не имевшие к ним никакого отношения. Где брали? Покупали у специальных людей. В повести Ихара Сайкаку “Любвеобильный кавалер” (Косёку итидай отоко, 1682) есть эпизод, из которого ясно, что на волне спроса появились гробокопатели, бравшие у умерших женщин то, что можно было выгодно продать куртизанкам для последующего обмена.

Зачем профессионалкам все эти страсти?

Дело в том, что отношения гейш, особенно дорогих, с клиентами в идеале строились по долговременной, квази-супружеской схеме. Первое, что советовали новичку перед посещением квартала Ёсивара, — ознакомиться с его правилами. А правила требовали, чтобы мужчина, выбрав девушку, сначала шел к посреднику, который организовывал их встречу. Гейши высокого ранга встречались с гостями только на нейтральной территории. Посредник (агэя) приглашал ее к себе в чайный домик, туда же приходил и клиент. С рядовыми гейшами и проститутками посредники не работали и к себе их не приглашали. В 1642 году в Ёсивара насчитывалось 125 домов с гейшами и 36 агэя. Из тысячи тогдашних обитательниц Ёсивара элитарные гейши двух высших категорий (таю и коси дзёро) составляли около 10 %.