Классное чтение: от горухщи до Гоголя

Художники Возрождения показывают, как прекрасный принцип делай что хочешь превращается в разрушительное для человека и мира все позволено . Между этими полюсами и развертываются мысль и творчество последующих эпох.

XVII век в культуре Нового времени не имеет специального названия. В нем обычно выделяют два противостоящих друг другу направления: классицизм , подчинивший, сковавший ренессансного безграничного человека системой общественных и эстетических норм, и барокко (буквальное значение в итальянском языке причудливый, странный), отразивший трагическое разочарование в ренессансном идеале человека, выраженное в метафорически-пышной, напряженной, “темной” форме.

XVIII век называют эпохой Просвещения . Она наследует ренессансную веру в человека, но придает ей конкретный, социальный характер. В эпоху Просвещения начинается борьба с абсолютной монархией, с церковью за построение общества на основе Разума, на принципах свободы, равенства и братства, отвечающих природе человека. Вершиной и трагедий просветителей стала Великая французская революция 1789—1794 годов, в которой идеалы просветителей вроде бы осуществились: была свергнута монархия, существенно ограничена роль церкви, равные права получили все сословия французского общества. Но скорее революция обернулась казнями не только короля, но и самих революционеров, и множества простых людей, гражданской войной и восстановлением монархии в лице самозванца Наполеона. В литературе и культуре этого века обычно выделяют три направления: просветительский классицизм , наследующий нормативные принципы классицизма предшествующей эпохи, просветительский реализм , продолжающий традиции литературы Возрождения и возникающий в самом конце эпохи (с 1770-х годов) сентиментализм .

XIX век продолжает защиту гуманистических ценностей, придав им более широкий демократический характер. Его своеобразие в литературе определяется взаимоотношением романтизма и реализма . В конце эпохи начинают возникать новые направления, полное развитие которых придется уже на следующую эпоху.

Границей между Новым и Новейшим временем стала Первая мировая война (1914), поставившая под сомнение многие прежние представления и ценности, обозначившая процесс, который А. А. Блок назвал крушением гуманизма . На этот век пришлось две мировые войны, “холодная война”, бурный расцвет науки и техники, средств сообщения и связи, принципиально изменивших мир, сделавших его “плоским”, превратившим его в “большую деревню”. Развитие литературы и искусства в эту эпоху характеризуется возникновением, а часто и скорой гибелью многочисленных направлений, объединенных общим обозначением модернизм .

В Новейшем времени человечество пока прожило около века, хотя уже не раз звучали призывы вырваться из него во время еще более новое — информационной цивилизации, постмодернизма, постчеловечества, конца истории.

Однако Новейшее время сейчас не входит в предмет нашего рассмотрения. История русской литература этого года охватывает всего две из четырех названных эпох: Средневековье и Новое время.

Русская культура не застала Античности. Она усваивалась уже в последующих отражениях, через влияние Византии и Европы. Но это влияние оказалось прочным и глубоким. Знание античной мифологии и культуры было обязательным для писателя и просто образованного человека ХVIII и первой половины ХIХ века. Лишь позднее оно становится не столь важным, заменяясь другими ориентирами.

Нашей “античностью”, древностью было Средневековье, которое тоже затянулось. Россия “пропустила” и Возрождение как особую культурную эпоху. Однако интенсивное, бурное развитие нашей словесности в ХVIII–ХIХ веках компенсировало это отставание и превратило ее в глазах мира в “святую русскую литературу” (Т. Манн).

Герои: типы и сверхтипы

Уже известный нам Аристотель в “Поэтике” выделил две основные части трагедии — фабулу и характер (персонажа). Образ человека определяет структуру художественного произведения классической эпохи (“романы без героев” попытаются сочинять лишь писатели-модернисты в XX веке).

Однако характер не в аристотелевском, а в современном смысле слова — как противоречивый и развивающийся образ героя , — появился в литературе далеко не сразу. Долгое время она, опираясь на мифологические образы, создавала колоритные, но однозначные, одноплановые типы.

Различие типа и характера с обычной для него простотой и ясностью, определил Пушкин, сравнив изображения скупца и лицемера у Шекспира и Мольера.

“Лица, созданные Шекспиром, не суть, как у Мольера, типы такой-то страсти, такого-то порока; но существа живые, исполненные многих страстей, многих пороков; обстоятельства развивают перед зрителем их разнообразные и многосторонние характеры. У Мольера скупой скуп — и только; у Шекспира Шайлок (герой “Венецианского купца”. — И. С .) скуп, сметлив, мстителен, чадолюбив, остроумен. У Мольера лицемер (имеется в виду герой комедии “Тартюф, или Обманщик”. — И. С. )волочится за женою своего благодетеля, лицемеря; принимает имение под сохранение, лицемеря; спрашивает стакан воды, лицемеря. У Шекспира лицемер произносит судебный приговор с тщеславною строгостию, но справедливо; он оправдывает свою жестокость глубокомысленным суждением государственного человека; он обольщает невинность сильными, увлекательными софизмами, несмешною смесью набожности и волокитства. Анжело (персонаж драмы Шекспира “Мера за меру”. — И. С. ) — лицемер, потому что его гласные действия противоречат тайным страстям”! А какая глубина в этом характере!” (“Table talk” <���Застольные разгово- ры>, 1830).

Как типы, так и характеры иногда ожидает сходная — и счастливая для писате- ля — судьба. Они забывают о своем авторе, выходят за границы породившего их художественного мира и становятся обозначением фундаментальных, глубинных свойств человеческой личности. Тогда их обозначают как, вечные, вековые, мировые, общечеловеческие, универсальные образы , или сверхтипы .

К ним обращаются другие писатели, по мотивам произведений пишутся оперы и картины, ставятся спектакли и кинофильмы. Но самое главное, эти образы помогают понять окружающих нас людей, становятся азбукой жизни.

Это свойство вечных образов хорошо описал В. Г. Белинский, подчеркнув в них способность “переписывать” историю. “Для поэта не существуют дробные и случайные явления, но только одни идеалы или типические образы, которые относятся к явлениям действительности, как роды к видам, и которые, при всей своей индивидуальности и особости, заключают в себе все общие, родовые приметы целого рода явлений в возможности, выражающих собою одну известную идею. И потому каждое лицо в художественном произведении есть представитель бесчисленного множества лиц одного рода, и потому-то мы говорим: этот человек настоящий Отелло, эта девушка совершенная Офелия. Такие имена, как Онегин, Ленский, Татьяна, Ольга, Зарецкий, Фамусов, Скалозуб, Молчалин, Репетилов, Хлестова, Сквозник-Дмухановский, Бобчинский, Добчинский, Держиморда и прочие — суть как бы не собственные, а нарицательные имена, общие характеристические названия известных явлений действительности. И потому-то в науке и искусстве действительность больше похожа на действительность, чем в самой действительности, — и художественное произведение, основанное на вымысле, выше всякой были, а исторический роман Вальтера Скотта, в отношении к нравам, обычаям, колориту и духу известной страны в известную эпоху, достовернее всякой истории” (“Стихотворения М. Лермонтова”, 1840).