Мортимер Адлер - Как читать книги. Руководство по чтению великих произведений

Обсуждая взгляды Тойнби на войну и мир, а также на роль международных организаций в предотвращении войн, прошу вас обратить внимание на то, что лиге древнегреческих городов все-таки не удалось избежать Пелопоннесской войны. Тойнби признается, как сильно на его взгляды повлияло трагическое описание этой войны. Тема войны, особенно разница между открытыми военными действиями с бомбами и атаками и холодной войной дипломатов, пропагандистов и шпионов, открывает в нашем «литературном путешествии» еще одно направление. Его можно начать с книги Клаузевица «О войне», а далее, погружаясь в глубь времен, продолжить изучением небольшого трактата Канта «К вечному миру» и очерка Руссо «О продолжительном мире в результате федерализации Европы». Это приведет нас к трудам Данте, который еще в тринадцатом веке [55]полагал, что мир во всем мире способно обеспечить общемировое правительство. Эту идею он с безупречной логичностью изложил в первой книге своей «Монархии».

Дискуссия о демократии и правлении с одной стороны и международных делах, войне и мире — с другой приведет нас к необходимости искать ответы на неудобные вопросы об изначальной порочности человека и сложности семантического толкования моральных категорий. Кстати, вопрос агрессии хорошо освещен в небольшом очерке Фрейда «Неизбежна ли война?». А дальше перед нами развернется вся история психологии во множестве книг, включая «Лекции по условным рефлексам» Ивана Павлова, «Принципы психологии» Уильяма Джеймса, «Трактат о человеческой природе» Давида Юма, «Страсти души» Рене Декарта и так далее. В связи с тем, что мы начали рассматривать психологические аспекты политики и войны, снова обретут актуальность мысли, изложенные Макиавелли в «Государе», где он поднимает фундаментальный вопрос о добродетели и пороках людей в отношениях со своими собратьями.

Проблема значения слов, особенно их сбивающей с толку многозначности, непременно побудит нас обратиться к современным книгам философов-языковедов, представляющих разные школы. Вся современная литература — а ее немало — глубоко уходит корнями в традицию западной мысли. Ее истоки обнаруживаются еще в диалогах Платона и трактатах Аристотеля. И далее ни один шаг в ее развитии не оставляет без внимания многозначности главных терминов. Если мы всерьез заинтересуемся значением слов и их использованием в мышлении, нам придется заново открывать для себя великие работы в области гуманитарных наук.

В список обязательного чтения войдет «Опыт о человеческом разумении» Локка, особенно книга третья о языке; «Левиафан» Гоббса, особенно первая книга, и его же «Риторика», тесно связанная с одноименным трудом Аристотеля. Кроме того, нам понадобятся диалоги Платона о языке и ораторском искусстве (особенно «Кратил», «Горгий» и «Федр») и два великих средневековых труда о преподавании и обучении — Блаженного Августина и Святого Фомы Аквинского. Оба труда имеют одинаковое название — «Об учителе». Осмелюсь глубоко не затрагивать работы по логике, так как список удлинится до бесконечности. Но при этом считаю своим долгом обязательно упомянуть «Систему логики» Джона Стюарта Милля, «Новый Органон» Бэкона и «Органон» Аристотеля.

Возможно и еще одно направление. Дискуссия о политических и экономических проблемах напрямую ведет нас к вопросам об основных проблемах этики — удовольствия и добродетели, счастья и жизненной цели, а также средств ее достижения. Возможно, кто-то из вас читал «Философию морали» нашего современника Жака Маритена и заметил, что этот последователь Аристотеля и Фомы Аквинского затрагивает важные проблемы сегодняшнего дня, особенно в части нравственных аспектов политики и экономики. С помощью этого автора мы не только логично перейдем к великим трактатам прошлого о нравственности — «Этике» Аристотеля и второй части «Суммы теологии» Фомы Аквинского, — но и сможем вступить в дискуссию в качестве ее полноправных участников. Для этого нам придется прочесть «Утилитарианизм» Милля, «Критику практического разума» Канта и «Этику» Спинозы. Быть может, мы даже вернемся к римским стоикам и эпикурейцам, к «Размышлениям» Марка Аврелия и раздумьям «О природе вещей» Лукреция.

Возможно, в процессе нашего путешествия по разным дорогам знаний и эпохам истории вы сделали ряд ценных наблюдений или важных выводов о проблемах современности. Книги не только ведут одна к другой — от каждой из них тянется множество нитей. Наша беседа или мысль может двигаться и разветвляться в разных направлениях, то и дело переходя к разным группам книг. Более того, одни и те же авторы часто предстают перед нами в разном контексте, поскольку обычно они писали на многие связанные друг с другом темы, иногда в разных книгах, но часто — в одной и той же.

Думаю, вас уже не удивляет тот факт, что, когда мы обращаемся к средневековым или античным произведениям, одни и те же имена повторяются неоднократно. Например, часто первоисточниками выступают труды Аристотеля и Платона, Цицерона и Фомы Аквинского. Их читают и обсуждают, с ними спорят и соглашаются авторы нашего времени. Даже если кто-то не читал эти книги, их идеи просочились к нам косвенным образом благодаря таким писателям, как Хукер.

До сих пор мы имели дело в основном с практическими вопросами: политикой, экономикой, моралью — хотя, вероятно, вы заметили тенденцию к выбору теоретических тем. Мы обращались к психологии, рассматривая влияние Фрейда на юриспруденцию. Проанализировав этические противоречия еще глубже, мы вскоре логично перейдем к метафизике. По сути, мы ее уже затронули, когда заговорили об исследованиях свободной воли Маритена и «Этике» Спинозы. «Критика практического разума» Канта могла привести нас к его «Критике чистого разума» и всем теоретическим вопросам о природе знания и опыта.

Предположим, что мы вкратце рассматриваем некоторые теоретические вопросы. В этой книге нас более всего интересуют вопросы образования. Тот, кто читал книгу мистера Хатчинса «Высшее образование в Америке», мог бы задать вопрос о метафизике и ее месте в высшем образовании. Это стало бы прекрасным поводом начать дискуссию о том, что же представляет собой метафизика. И, как обычно, кто-нибудь в разговоре мог бы сказать, что ее не существует. После чего было бы логично обратиться к «Демократии и образованию» Джона Дьюи и его «Поиску достоверности», чтобы убедиться, что все подлинное знание является научным или получено путем эксперимента.

Проследив все взаимосвязи, мы вскоре вернемся к работам, выступающим против метафизики — в русле современной тенденции. В их числе можно упомянуть «Исследование о человеческом понимании» Юма и, возможно, даже «Пролегомены ко всякой будущей метафизике» Канта.