Борис Парамонов - МЖ. Мужчины и женщины

Было еще одно нечаянное последствие соблазна (инерционного следования?) индустриальной цивилизационной модели, которая роковым образом бросала СССР на западные пути. Это невольное и вряд ли осознаваемое подражание Западу в политической области; в политических инстинктах, сказать точнее, а значит, уже и не подражание, а чуть ли не однопородность. Это империализм – мода, на самом Западе уже однажды прошедшая. Вторжение в Афганистан было, в сущностной основе, колониальной политикой, а не помощью в борьбе народов с наследием колониализма. Это еще и в двадцатых годах ощущалось поэтами – наследниками, ясное дело, Гумилева, которого та же советская Литературная энциклопедия начала 30-х годов так и трактовала, со всеми его жирафами и озерами Чад, как певца колониалистского империализма. Гумилев, положим, был гимназистом Чечевицыным – Монтигомо Ястребиным Когтем, но Николай Тихонов чувствовал за собой державу и бегал в экзотические страны с разрешения взрослых. Написал поэму «Красные на Араксе», имея в виду тот же Афганистан: «Будешь ты есть лаваш / Нашего тандыря». Предполагалось заменить тандырь фабрикой-кухней Андрея Бабичева. А то, что лаваш лучше всего именно из тандыря, взять в толк не могли. Запад же и об этом догадался: наехавшие сейчас в Нью-Йорк бухарские евреи (то есть как бы узбеки) этими тандырями набили весь Кью Гарденс, излюбленное место их поселения в Нью-Йорке. (Хотя ныне, ходят слухи, Бухара убегает в Аризону: Нью-Йорк становится опасным местом.) Впрочем, и американцы своего не уступают: ихний тандырь – пресловутый Макдоналдс.

Но ведь трудно сегодня отделаться от предположения, что коммунисты пришли в Афганистан с цивилизаторской миссией. Например, велели учить девочек грамоте, в ответ на что поднялся мятеж в Герате, где для начала учительницам отрубили руки. Ведь на таком фоне введение «ограниченного контингента» действительно глядит гуманитарной помощью! Можно ведь, чуть-чуть поднапрягшись, понять, что СССР продолжал ту борьбу, от которой отказался Запад. Конечно, Москва не несла в Афганистан «демократию», но и традиционное общество, фундаментализм, пыталась выковырять – тот самый фундаментализм, что встал сейчас в порядок дня, с которым снова приходится ковыряться. Конечно, Москва не могла вестернизировать Афганистан, ни Судан с Йеменом, потому что Россия – не Запад, а «Евразия». Но у нас будет еще возможность посмотреть, как с этим делом справится сама Европа, бери больше – Америка.

Покуда наблюдается обратное, как сказано в романе одного советского классика. Я недавно (октябрь 2002 года) видел в Нью-Йорке пару: афганец в нормальном костюме, разве что без галстука, а за ним сзади жена – в голубой «бурке» и в очках, – так что было не разглядеть ни каблуков, ни глаз.

Говорят, Восток можно взять джинсами и поп-музыкой. Их распространение в Иране считается главным признаком начала конца хомейнистского режима. «Джинсами закидаем». Эту приятную надежду всячески поддерживает либеральная, да и не только либеральная пресса: джинсы в Америке любят и консерваторы. Между тем как мало-помалу начинают понимать, судьбы демократии в незападном мире зависят скорее от американского импорта, чем от экспорта.

«Все пахнет нефтью» – такое откровение явилось человеку, находившемуся под действием некоего наркотика, что и было запротоколировано в бумагах Бостонского парапсихологического общества, основанного Уильямом Джеймсом в начале XX века. Испытуемому в состоянии «кайфа» каждый раз становилась понятна тайна бытия, но он не находил сил записать ее, а придя в себя, начисто забывал. С превеликим усилием он это наконец сделал, зафиксировав действительную тайну если не бытия, то технологической цивилизации. И никаким демократическим сдвигам в мусульманских странах не бывать, пока в них не иссякнет нефть. Или – вопрос вопросов – пока Запад не научится без нее обходиться.

Бердяев писал все в том же «Новом Средневековье»:

Индивидуализм, атомизация общества, безудержная похоть жизни, неограниченный рост населения и неограниченный рост потребностей, упадок веры, ослабление духовной жизни – всё это привело к созданию индустриально-капиталистической системы, которая изменила весь характер человеческой жизни, весь стиль ее, оторвав жизнь человеческую от ритма природы. Машина, техника, та власть, которую она с собой приносит, та быстрота движения, которую она порождает, создают химеры и фантазмы, направляют жизнь человеческую к фикциям, которые производят впечатление наиреальнейших реальностей. Много ли есть онтологически реального в биржах, банках, в бумажных деньгах, в чудовищных фабриках, производящих ненужные предметы или орудия истребления жизни, во внешней роскоши, в речах парламентариев и адвокатов, в газетных статьях, много ли есть реального в росте ненасытных потребностей? Повсюду раскрывается дурная бесконечность, не знающая завершения. Вся капиталистическая система хозяйства есть детище пожирающей и истребляющей похоти.

Можно продолжить цитату, но и этого уже достаточно – тем более все сказанное через восемьдесят лет нужно умножить на сто, если не на тысячу. Бердяев еще не знал, что похоть потребления породит такие статьи, как компактные диски с Мадонной. Или индустрию отбеливания зубов – бизнес в США на 64 миллиарда долларов в год при результате даже не нулевом, а минусовом (желудочные и полости рта заболевания). С какой искусственной потребностью в Америке борются, так это с табаком, но это Бердяев вряд ли бы одобрил, потому что сам курил сигары. Борются, однако, так, что потребление именно сигар увеличилось – очередное прикосновение Мидаса.

И еще одно яснее стало: не только количественный рост этого процесса, но и его принципиальная предельность. Пределы ставит природа, о возможности гибели которой приходится думать совершенно серьезно. Занимательная статистика высчитала, что уровень потребления в США, распространись он на весь мир, потребовал бы еще два земных шара. Дурная, но не бесконечность.

И вся эта машинка, эта карусель, крутящаяся по спирали, работает на нефти.

Бердяева в Америке, конечно, никто сейчас не вспоминает, но вот что пишет колумнист «Нью-Йорк таймс» Томас Фридман (6 октября 2002 года):

Самая большая угроза безопасности США исходит не от Ирака и не от Усамы. Страшно то, что сама Америка ослабляет себя близорукими, продиктованными корыстью решениями, растранжиривающими с трудом приобретенный избыток. Но без сильной Америки, способной удерживать мир в относительном единстве и действующей большей частью правильно, чем неправильно, мир превратится в гоббсианскую войну всех против всех.