Игорь Сухих - От «Слова о полку Игореве» до Лермонтова [litres]

«Герой Нашего Времени, милостивые государи мои, точно, портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии, – подхватывает Лермонтов в первом предисловии, написанном уже после окончания романа и критической реакции на него. – Но не думайте, однако, после этого, чтоб автор этой книги имел когда-нибудь гордую мечту сделаться исправителем людских пороков. Боже его избави от такого невежества! Ему просто было весело рисовать современного человека, каким он его понимает и, к его и вашему несчастью, слишком часто встречал. Будет и того, что болезнь указана, а как ее излечить – это уж Бог знает!»

Не знаю – Бог знает – вот окончательные ответы на вопрос о смысле изображенного характера.

Несмотря на все попытки, Печорин так и уходит из романа неразгаданным. Он и сам до конца не понял себя. Но самое главное в том, что Рассказчик и даже автор романа не претендуют на абсолютное всезнание. Лермонтов с максимальной полнотой и правдивостью рисует объективный характер, поэтому «Герой нашего времени» не только психологический, но и реалистический роман.

Лермонтов создавал образ Печорина не как ответ, а как вопрос. Однако подлинный Автор все-таки видит и знает больше героя. Ответы на поставленные в романе вопросы находятся в созданном Автором романном мире, существующем вокруг Печорина. Этот мир живет по своим законам и отчасти компенсирует одиночество, разорванность сознания героя, дает ответ на его безответные вопросы.

Печорину оппонируют не конкретные люди. Никто, даже Вернер, не оказывается ему вровень. Словом, с которым связан эффект оправдания, владеет только главный герой. Но воспроизведенный в романе мир в целом противостоит печоринскому безрадостному скептицизму и беспощадному анализу.

В этом мире есть люди и ценности, противостоящие индивидуализму и безверию героя: любовь Бэлы, княжны Мери и Веры, преданность простодушного Максима Максимыча, трезвый взгляд первого Рассказчика, который, кажется, лучше всех понимает героя, но почти ничего не говорит о себе. Есть, наконец, без всяких оговорок, прекрасная природа : горная река, далекий парус в море, месяц и звезды над спящей станицей, дальняя дорога – те самые детали смиренной родины и экзотического Кавказа, которые излечивали и внушали надежду автору стихотворений «Родина», «Когда волнуется желтеющая нива…», «Валерик» («Я к вам пишу случайно, – право…»), «Выхожу один я на дорогу…». Созерцание природы временами примиряет с жизнью и самого Печорина, заставляет его забыть о мучительной рефлексии, увидеть в мире гармонию и красоту. «Весело жить в такой земле! Какое-то отрадное чувство разлито во всех моих жилах. Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка; солнце ярко, небо сине – чего бы, кажется, больше? – зачем тут страсти, желания, сожаления?»

Это размышление опять сближает героя с автором.

Отрицая мир человеческий, не видя, в отличие от «людей премудрых» и лирического героя стихотворения «Когда волнуется желтеющая нива…», в небесах Бога, Печорин не может избавиться от обаяния Божьего мира.

Среди современников наиболее высоко оценил лермонтовского героя, как мы уже знаем, Белинский. Для Белинского Печорин отчасти становится героем и в первом значении слова: титанической личностью с «глубиной и мощью», не нашедшей, однако, применения своим незаурядным способностям. «Вы говорите, что он эгоист? Но разве он не презирает и не ненавидит себя за это? Разве сердце его не жаждет любви чистой и бескорыстной?.. Нет, это не эгоизм: эгоизм не страдает, не обвиняет себя, но доволен собою, рад себе. Эгоизм не знает мучения: страдание есть удел одной любви. Душа Печорина не каменистая почва, но засохшая от зноя пламенной жизни земля, пусть взрыхлит ее страдание и оросит благодатный дождь, – и она произрастит из себя пышные, роскошные цветы небесной любви… ‹…› В идеях Печорина много ложного, в ощущениях его есть искажение; но все это выкупается его богатою натурою. Его во многих отношениях дурное настоящее – обещает прекрасное будущее» (В. Г. Белинский. «Герой нашего времени»).

Позднейшие критики связали образ Печорина с общественной атмосферой 1830-х годов, включили его в последекабристское поколение, утратившее общественные идеалы, и назвали «лишним человеком». Этот термин возник благодаря повести И. С. Тургенева «Дневник лишнего человека» (1850). В ряд лишних людей А. И. Герцен, Н. А. Добролюбов, Д. И. Писарев включали Онегина, Печорина, главного героя романа И. С. Тургенева «Рудин» и увенчивали его «бездельником» Обломовым.

«…Онегины и Печорины были совершенно истинны, выражали действительную скорбь и разорванность тогдашней русской жизни. Печальный рок лишнего, потерянного человека только потому, что он развился в человека, являлся тогда не только в поэмах и романах, но на улицах и в гостиных, в деревнях и городах. ‹…› Но время Онегиных и Печориных прошло. Теперь в России нет лишних людей ‹…›. Кто теперь не найдет дела, тому пенять не на кого, тот в самом деле пустой человек, свищ или лентяй. И оттого очень естественно Онегины и Печорины делаются Обломовыми» (А. И. Герцен. «Very dangerous!!!», 1859).

Однако лермонтовский роман вызвал не только многочисленные критические отзывы, но и литературные подражания. Вариации лермонтовского образа находили в тургеневских повестях и первых романах, романе М. А. Авдеева «Тамарин» (1849–1851).

Оригинальный прием придумал молодой писатель, умерший от чахотки почти в лермонтовском возрасте, А. О. Осипович-Новодворский (1853–1882). В повести «Эпизод из жизни ни павы ни вороны» он создает литературную биографию своего героя, еще одного лишнего человека, Преображенского. Его дедом оказывается Демон, отцом – Григорий Александрович Печорин, а старшими братьями – Базаров и Рудин. Любопытно, что Преображенский отказывается включать в свою семью Онегина, потому что «он вовсе не брат отца, как утверждали некоторые, а только далекий родственник, десятая вода на киселе», и Обломова, который «сын Онегина, а не Печорина».

Устав летать над хребтами Кавказа, дедушка решает умереть, собирает всю семью и цитирует очень похожее на лермонтовское стихотворение (конечно, это юмористическое подражание поэту): «Ах, как я жил, как шибко жил! / Могу сказать – две жизни прожил! / Жизнь, так сказать, на жизнь помножил. / И нуль в итоге получил…»