Марк Уральский - Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

широко рассматривался в русских религиозных кругах как религиозный мыслитель [АГУРСКИЙ. С. 56].

Один из серьезных упреков, что бросает Горький-мыслитель современному ему капиталистическому обществу — деиндивидуализация личности. Как все полицейские похожи друг на друга и как винтики единого механизма регулируют жизнь общества, так — в его образном представлении, единое капиталистических отношений господствует над множеством людей-индивидуальностей. В такой ситуации человек утрачивает личную свободу, превращается в придаток, «функцию» капитала. Наивысший уровень такого рода дегуманизации личности, включенной в механизм товарно-денежных отношений, Горький видит в типаже «янки». США для него — бездуховная страна «Желтого дьявола», символом которой является каменный муравейник Нью-Йорка, где, как ему представляется, понятие «свободы личности» теряет всякий смысл.

До Революции принцип личной свободы является важной составляющей «самовидения» и гуманистического видения Горького в целом. В письме Репину от 23 ноября [5 декабря] 1899 года, например, он прямого говорит об этом:

…я вижу, что никуда не принадлежу пока, ни к одной из наших «партий». Рад этому, ибо — это свобода. А человеку очень нужна свобода, и с в свободе думать по-своему он нуждается более, чем в свободе передвижения. Никому не подчиняться — это счастье, не правда ли? Быть хозяином своей души и не принимать в нее чужого, нахально сорящего в нее свое… [ГОРЬКИЙ — ПИСЬМА. Т. 1. С. 377–378].

В эти же годы Горький вводит в художественную литературу образ «босяка», как новый, доселе неведомый «идейно-психологический тип» свободной личности, имеющей «свою „философию“».

…социальный облик босячества менее всего интересовал раннего Горького, хотя по опыту своей юности он <���хорошо> был знаком с ним <���…>. Но его художественное зрение было каким-то особенным. Он искал и находил в среде босяков (или, как их называли, в «золотой роте») не социальный тип, а новое моральное настроение, новую философию, которые интересовали его и были ему духовно близки.

<���…>

…он заставил критиков в связи со своими текстами решать не проблемы текущей жизни в ее отражении в художественном зеркале, но непосредственно «вопрос о Горьком» и том идейно-психологическом типе, что, во многом благодаря ему, — врезался в духовную и общественную жизнь России конца XIX — начала XX века [БАСИНСКИЙ (I)],

Судя высказыванию Августа Стриндберга, — одного из «властителей дум» того времени:

Герои Горького не надуманы. Они угроза обществу и когда-нибудь его одолеют [УРАЛЬСКИЙ. С. 96],

— наиболее чуткие к вызовам времени люди не только в России, но и на Западе, сразу же почувствовали, по ком звонит колокол Горького. Увы, они не ошибались. «Босяки» — они же разнузданные люмпены, деклассированные элементы, отбросы общества всех мастей и оттенков, сыграли свою роковую роль как в модернистических (социалистические), так и консервативных (фашистские) революциях первой половины ХХ столетия. Русская Революция здесь особый пример. Жажда личной свободы представителей различных слоев российского общества, — а «босяки» являются самыми радикальными выразителями этих настроений! — была искусно использована большевиками для захвата государственной власти, и затем, будучи жестко подавленной как «проявление буржуазного индивидуализма», подменена принципом «коллективной сознательности масс». Отрицание безусловной необходимости свободы личности при социализме — один из основных мировоззренческих «поворотов» Горького в конце 1920-х годов.

Признать абсолютный приоритет коллективного начала над индивидуальным и интересов рабочего класса над общечеловеческими ценностями, Горькому, видимо, было не так уж и трудно, поскольку общество светлого Будущего, мыслившееся ранее им и его единомышленниками «богостроителями», по сути своей также являлось сугубо антиперсоналистическим. В нем, по их представлениям, должно быть покончено как с отчуждением рабочего от продукта его труда, так и с буржуазным индивидуализмом. При этом все единичное, индивидуальное, включая художественное творчество — область человеческой практики, ранее считавшаяся Горьким свободной par excellence от диктата каких бы то ни было внешних ограничений, становится подчиненным одному направляющему принципу.

Этим всем и определялось его убеждение, что якобы:

В Союзе Советов происходит борьба разумно организованной воли трудовых масс против стихийных сил природы и против той «стихийности» в человеке, которая по существу своему есть не что иное, как инстинктивный анархизм личности

<���…> речь идет о борьбе социалистически организованной воли не только против упрямства железа, стали, но главным образом о сопротивлении живой материи, не всегда удачно организованной в форму человека [ГОРЬКИЙ (I). Т. 26. С.19–20].

Как показал опыт социалистического строительства в СССР, там, где Богданову, Горькому, Луначарскому и иже с ними виделось преодоление социальных патологий, на практике возникает феномен «насильственного единства», по сравнению с которым критикуемый им капиталистический порядок выглядит, мягко говоря, «несколько более гуманным» [СЕМИНАР]. Подобного рода выводы относительно горьковского визионерства и концепций марксистского «богостроительства» [54] «Богостроители» тоже по сути своей были «богоискателями», Горького с сотоварищами в научной литературе довольно часто так называют. Не вдаваясь в тонкости данных определений, мы используем первый термин для общей характеристики мыслителей марксистской ориентации и второй — для философов-идеалистов. в целом делались еще задолго до Революции — их оппонентами. К их числу относится большая группа мыслителей, создавших в начале ХХ в. на базе немецкого идеализма и мировоззренческих идей Федора Достоевского и Владимира Соловьева первую (и последнюю до настоящего времени) русскую философскую школу, представляющую собой в целом православное направление в системе европейского христианского персонализма.

Сам психологический тип русского богоискателя начала века подчас как бы выламывается из традиционных представлений о благочестии и богословии. Разумеется, здесь были и совершенно церковные люди, но все же преобладал тип бунтовщика, смутьяна и, я бы сказал даже, вольнодумца, который склонен не просто следовать уже сложившейся традиции, но склонен к пересмотру традиций, к переоценке ценностей. Правда, в этом пересмотре богоискатель обычно приходил как раз к открытию для себя неколебимых религиозных ценностей. Но сама психология этих открытий характеризовалась духом адогматизма, нетерпения, метания из стороны в сторону [СИНЯВСКИЙ (II). С.11–12].