Фаддей Зелинский - Психология древнегреческого мифа

– На все времена, – восторженно крикнул Акмон, принимая протянутую ему руку старца. – Но как же вам все-таки удалось спастись?

– Да все благодаря вам. Уже собрались сажать нас на кол; красная ведьма Пефредо руководила казнью. Вдруг вбегает, весь запыхавшись, лесник Зорбад. «Приостановите казнь, – кричит, – власть Гарпий свергнута, Клеопатра и княжичи свободны!» – «Лжет он! – рявкнула Пефредо. – Самого сажайте на кол!» – «Сажайте, коли лгу». Воины, однако, оторопели: а что, если правда? Как ни горячилась ведьма, а решено было послать ходока к водопаду. Тот скоро вернулся и еще больше рассказал: и про блаженную кончину страдальца-князя, и про безумную смерть Идаи. Тут воины бросились на Пефредо, связали ее и, сложив колья в костер, на нем же ее и сожгли. А нас подняли на свои щиты и в торжественном шествии принесли сюда – ты помнишь всеобщие ликования? Да и сам небось кричал не хуже других… Чу! Да что это? Память ли звенит в ушах, или новые ликования? Да, новые: у тебя, мой сын, глаза молодые, скажи, что там творится?

Заходящее солнце освещало теперь только недостроенный храм, реявший розовым маревом над темной горой; но над ним явственно горели две новые звезды, подвижные звезды, а за ними тянулось длинное белое облако.

– Да это наши! – крикнул Акмон, признав сверкающие мечи Бореадов. – Наши, а за ними, видно, и ваши, Вьюги небесные в их белых покровах. Да вот уже спускаются.

Действительно, не прошло и минуты, как Калаид и Зет уже склонили свои мечи перед Горным Царем.

– Радуйся, отец, радуйся, матушка! Подвиг, для которого ты нас родила, завершен.

– Расскажите, как было все.

– Гнали мы их перед собой, гнали широкой облавой; ни одной не удалось пробраться через ряды наших Вьюг. Все на запад, на запад, поверх дремучих лесов и сверкающих рек, пониже облаков небесных. Наконец – это было над островом среди желтых волн реки; такой широкой я еще не видал – наконец они изнемогли и с жалобным визгом спустились. Мы уже занесли над ними мечи – вдруг мне припомнились слова нашего пророка Орфея: «Мы, аргонавты, не проливаем крови». Нет, думаю, пусть наши мечи останутся чистыми и теперь. Взяли мы с них крепкую клятву, что они, пока жив будет мир, не покинут своего острова, и повернули обратно.

Царь и царица обняли своих сыновей.

– Но почему, матушка, – спросил бойкий Зет, – я вижу между вами пустой престол, да еще такой роскошный? Если он для нас, то и места мало и чести много.

– Ты прав, мой сын, – рассмеялась царица, – он не для вас; а для кого, это вы в свое время сами увидите. А вы садитесь к сестре и пейте за здоровье новой княгини, по скифскому или по эллинскому обычаю, это как вам самим будет угодно.

Среди сверкающего полуночного неба, над слабо мреющими колоннами недостроенного храма блеснула новая звезда: блеснула и стала медленно спускаться по склону темной горы до того места, где аргонавты пировали со скифами под ласковыми очами Горного Царя и Царицы Вьюг. Здесь, войдя в полосу багрового света факелов и лучин, она предстала взорам пирующих величавой женщиной в золотых ризах и заняла престол между царем и царицей.

Аргонавты узнали свою всегдашнюю покровительницу.

– Слава Гере! Слава Царице Небесной! – раздалось из пятидесяти уст, повторили их крик Вьюги, повторили и скифы; долго не смолкающий гул восторженных голосов стоял над береговой поляной.

– Спасибо, друзья! – милостиво ответила богиня. – Вернитесь к своему веселью, к последнему кубку перед разлукой. А вы, шалуньи Вьюги, послушайте меня: я видела только что стаю белых голубиц-Плеяд. Они летят с берегов океана к моему супругу – Царю Олимпийскому. Их путь лежит через Симплегады; там до сих пор сдвигающиеся горы исправно убивали одну из их стаи с ее дарами. Теперь, благодаря мне и аргонавтам, их лёт безопасен. Пусть же они принесут мне сюда спасенную долю.

Вьюги умчались в указанном направлении; богиня окинула пирующую толпу своими ясными взорами и остановила их на юных сыновьях Клеопатры.

– Плексипп, Пандион, приблизьтесь сюда… Плексипп, где дудка-самогудка, которую я тебе дала?

Юноша оторопел:

– Богиня, так это была ты?

– Ты угадал; где же дудка?

Юноша сунул руку под хитон – и еще больше испугался; на простой мочалке беспомощно качался простой кусок бересты.

– Испортил, видно? Вот что значит плясать в хороводе Вьюг.

Но из глаз Плексиппа брызнули слезы.

– Да что ты плачешь? Ты уже не дитя; на что тебе дудка?

– Богиня, да ведь это был твой подарок.

– Всякий дар по времени; не бойся, я утешу тебя. А теперь к тебе, друг Ясон, мое слово.

Ясон подошел к царскому столу, приветственно подняв правую руку.

– А ты сберег мой дар? Цела ли «Арго» со всей ее дружиной?

– Нет, богиня, не цела. На Пропонтиде мы послали за водой младшего из аргонавтов, красавца Гиласа; он пошел и не вернулся. Думаем, что местные нимфы-Наяды, влюбившись в него, увлекли его к себе на дно родника. Не вынес потери своего молодого друга могучий Геракл. Опостылел ему после нее наш поход. Он остался там, и поныне, я думаю, кликами «Гилас!» оглашаются берега Пропонтиды. А на скамьях «Арго» два пустых места, и в ее борту две пустых уключины.

– Этого быть не должно: вам пристойно будет предстать в полном составе пред очи колхидского царя… Борей, Орифия! Согласны вы отпустить ваших внуков в славный поход? Плексипп, Пандион! Хотите стать аргонавтами?

Крик радости вырвался из груди обоих юношей.

– Мы – аргонавты! Слышишь, матушка? Мы – аргонавты! Да здравствует кровь Борея! Четыре Бореада среди цвета эллинской молодежи!

Но Клеопатра всплеснула руками:

– Опять разлука! Не успела насладиться вами – и снова вас теряю!

– Не бойся, Клеопатра, – стала ее утешать богиня, – ты увидишь своих сыновей покрытыми новою, неувядаемою славою – и некогда аргонавты воссядут на княжеском престоле приморской Скифии. А чтобы ты была вполне спокойна – Плексипп, Пандион! Я хочу вас вознаградить за потерю вашей детской игрушки.

Она дала каждому по золотому рогу на золотой перевязи.

– В минуту опасности, на суше и на море, стоит вам заиграть в подаренный мною рог – исполнение не замедлит. Итак, Ясон, прими от меня двух новый бойцов твоей дружины!

Ясон протянул руку обоим юношам; те с жаром ее схватили.

– А от меня, Ясон, – прибавил Борей, – прими обещание для Эллады. Я по-скифски, – он любовно посмотрел на жену, – вырвал жемчужину из роскошного ожерелья ее жен; но теперь, благодаря долголетнему общению с ней, дух эллинского благозакония захватил и меня, и я чувствую себя должником перед ее родиной. Останусь я им на много лет; но все же уплачу свой долг по-царски. Скажи своим землякам, когда в еще отдаленные дни волна варварства двинется с востока, чтобы захлестнуть эллинское благозаконие и эллинскую свободу – зять афинских царей с его Вьюгами разобьет эту волну. И тогда подножие Ардетта, омраченное ныне памятью о похищении Орифии, украсится алтарем в честь ее похитителя.