Бен Хеллман - Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве [litres]

Толстой сообщил Стокгэм адрес своего московского друга Александра Дунаева, который в свою очередь представил обеим дамам Сергея Долгова, русского переводчика «Токологии». Толстой просил извинить его за отсутствие в Москве, поскольку семья решила провести эту осень в Ясной Поляне. Дам радушно приглашали в имение погостить, а также предлагали заехать в московский дом Толстого, где к их услугам был двадцатилетний сын Толстого студент Лев Львович 37 37 Л. Н. Толстой в США. С. 314. Письмо от 28.09.1889. . В ответном письме из Москвы Стокгэм рассказывала о встречах с Дунаевым и Долговым, извещала, что перевод Долгова идет по плану и она надеется приехать в Ясную Поляну в следующем месяце. Она будет не одна:

Со мной путешествует моя приятельница г-жа Бимиш, шведская дама, муж которой – англичанин. (Здесь Стокгэм ошибалась: Фок был шведским джентльменом. – Б. Х. ) Это очень одаренная и интересная женщина. Подобно мне, она живо интересуется религией и новыми направлениями религиозной мысли, которые, кажется, приобрели ныне универсальный характер. Мы обе очень хотели бы услышать от Вас рассказ обо всем том замечательном, что Вам пришлось пережить, и о Ваших теперешних убеждениях 38 38 Там же. С. 315. Письмо от 28.09./10.10.1889. .

Поездка из Москвы в Тулу «на неторопливом поезде» (по словам Бимиш) заняла шесть с половиной часов. В Туле они остановились в хорошем отеле, где, к радости дам, персонал говорил по-немецки. Следующим утром (2 октября 1889) они обнаружили, что Толстой заботливо прислал за ними экипаж. Все полтора часа езды по ухабистой дороге длиной около пятнадцати километров Хульдине Бимиш размышляла о личности Толстого. Что за человека она вскоре увидит? В «Исповеди» Толстой изображал себя «очень беспокойным, деспотичным, эгоистичным грубияном, который относится безразлично к моральным и правовым вопросам», когда как в «В чем моя вера?» поддерживал «учение лишения и подчинения почти до абсурда» 39 39 Edelweiss . Tre bilder ur Leo Tolstoys liv. Sthlm, 1891. S. 15. . Резко свернув, экипаж внезапно остановился между двух каменных колонн, обозначавших место, где когда-то были ворота. По пышной аллее коляска подъехала ко входу в дом. Первой навстречу гостям вышла восемнадцатилетняя дочь писателя Мария с младшими детьми и племянниками 40 40 Вероятно, Вера Кузьминская, дочь сестры Софьи Андреевны, или Вера Николаевна Толстая, дочь брата Толстого. . Потом сразу показался сам Лев Толстой, статный и могущественный 41 41 Edelweiss . Tre bilder ur Leo Tolstoys liv. S. 16. . Супруги не было: она ушла на прогулку в лес с Ваней, младшим сыном.

Путешественниц горячо поприветствовали и проводили по лестнице в гостиную. Бимиш извинилась за собственную медлительность – боль в боку затрудняла движения. Однако русский доктор сказал ей, что недомогание можно устранить «силой разума». Толстой нашел это абсолютно возможным: «Почему бы и нет? Вся жизнь от духа; разум и тело неразделимы; ничего, кроме силы духа, не существует. Без неотразимой жизни духа мы не могли бы дышать, ходить, говорить, шевелить пальцем, видеть глазом» 42 42 Stockham A. B. Tolstoi: A Man of Peace. P. 19. .

В гостиной быстро развернулась оживленная беседа. Все Толстые прекрасно владели английским. Это объяснялось тем, что в Ясной Поляне, помимо няни-немки и домашнего учителя-француза, служила также гувернантка-англичанка. Английское произношение Толстого было, впрочем, не столь безупречным, как у молодого поколения, и он часто обращался к Марии и ее кузине с просьбой подсказать верные слова для собственных метафизических мыслей. Толстой был прекрасным собеседником. Собственные взгляды – какими бы утопическими они ни казались – он излагал с заразительным энтузиазмом. Вращая между пальцами ручку, он легко говорил на том же богатом языке, на котором писал, его реплики являли собой блестящие образцы «умственной гимнастики», в которой смешивалось серьезное и юмористическое. Стокгэм считала, что его глубокий голос, спокойные манеры и горящий взгляд служили подтверждением тому, что этот человек обрел Христа и «пожимал руку Богу» 43 43 Ibid. P. 24. .

Толстой был не только безусловным духовным авторитетом – Стокгэм нашла в нем нечто и от военного. Несмотря на крестьянскую одежду, внешность и осанка убеждали, что перед вами дворянин, рожденный отдавать приказы. Бимиш, со своей стороны, отметила высокий рост и мужественную внешность. В шестьдесят лет походка Толстого была «плавной и быстрой». Никаких проблем с установлением контакта не было: «Он вел себя так просто, непринужденно, с дружеской симпатией, а прочие члены семейства так преданно следовали его примеру, что мы быстро почувствовали себя как дома и недоумевали, что еще несколько часов назад были незнакомы с этими дорогими людьми» 44 44 Edelweiss . Tre bilder ur Leo Tolstoys liv. P. 16. .

Толстой более широко прокомментировал вопрос о недуге Бимиш:

Я согласен с некоторыми из ваших западных писателей в том, что всё есть дух. Согласен, что человек исцеляет тело мыслями. Я могу понять, как мысли успокаивают боль. Я знаю это по опыту; всякий раз, когда у меня бывает приступ боли, я привожу себя в состояние непротивления и приветствую боль как друга. Я немедленно начинаю думать, что это хорошо, очень хорошо, это знак установления гармонии; и чем сильнее боль, тем лучше. Это соглашение с противником; и по закону соглашений, боль быстро стихает. О, да, любая боль благословенна! 45 45 Stockham A. B. Tolstoi: A Man of Peace. P. 20.

Затем все разместились за столом, где «приветливо пыхтел» самовар и ждал простой обед. Мария была за хозяйку и разливала чай: для мужчин с долькой лимона в стаканы, а для женщин со сливками в чашки. Самовар с кипятком у Толстых был готов всегда. Толстой мог выпить двенадцать-тринадцать стаканов чая подряд 46 46 Ко времени написания воспоминаний Стокгэм уже знала, что Толстой отказался от подобных чаепитий, потому что это противоречило его убеждениям. .

Появилась Софья Андреевна с полуторагодовалым Ваней на руках. Между ней и Бимиш немедленно установилась душевная гармония, «немое сообщество восхищения», цитируя Стокгэм. «Две эти прекрасные женщины, заглянули друг другу в глаза, одна душа узнала другую, и они тотчас же стали близкими друзьями» 47 47 Stockham A. B. Tolstoi: A Man of Peace. P. 27. . Софья Андреевна позднее напишет в воспоминаниях о новой подруге: «Очень изящная, благообразная и, по-видимому, из высшего круга шведского общества» 48 48 Толстая С. А. Моя жизнь. Т. 2. M., 2011. С. 101–102. . Обе гостьи стали желанным исключением – обычно к Толстым приезжали те, кого Софья Андреевна называла «темными», мрачные личности, обеспокоенные серьезными религиозными вопросами, а Стокгэм и Бимиш были образованными дамами с теми же культурными ориентирами, что и у Софьи Андреевны.