Екатерина Андреева - Финляндия. Творимый ландшафт

И другая грань этой же цели – в наше хаотичное время создать городу законченный классический образ, так, как это сделали афиняне, поставив Парфенон на акрополе. На ужине в Афинах Аалто поразил коллег-архитекторов такой историей: едет он в поезде из Фессалоник в Афины и думает о том, что классика ассоциируется у нас с академическими гипсами, и хочется как-то сквозь эти гипсы добраться до живой плоти античного искусства, и тут вдруг видит в вагоне прекрасную греческую девушку с ногой в гипсе, которая возвращается из больницы домой.

Как снять гипс с классики? На этот вопрос отвечает центр Сейняйоки, в сердце которого Аалто вырастил волшебные здания-кристаллы чистейшей геометрии, природной и культурной: храм-периптер, в котором функцию колонн берут на себя освещенные окна; муниципалитет в виде гигантского небесного рояля; библиотеку и театр, разновысотный бело-черный флаг, – и все они расположены крестом и соединены квадратами мощеной площади. Так в живописи Кватроченто объединяются геометрией площади постройки итальянских городов. Аалто называл свой план созданием духовного центра, который поможет людям держаться вместе.

Сейняйоки – железнодорожный узел среди полей и лесов, и его церковь называется церковью Креста равнин. Колокольня церкви, высокая белая башня – сестра той, что стоит в Иматре, – воплощает в себе символ креста всех окрестных равнин. На вершине ее на каждой из четырех сторон – выступающие смотровые площадки и над ними по центру – вертикально закреплены колокола. Образ белой модернистской базилики с высокой узкой башней, в сущности восходящий к индустриальной архитектуре: к заводским трубам и корпусам, только выбеленным по-конструктивистски, первым в Финляндии создал в 1937 году на холме над промзоной Наккила архитектор Эркки Хуттунен. Аалто, явно вспоминая об этом новаторском произведении, возвращает жесткую функциональную идею храма-цеха в мир природных связей.

Доступ к церкви здесь – все равно что вход в античный амфитеатр. Поднимаясь по лесенке, мы неожиданно оказываемся на склоне искусственного холма, образованного, как и раньше у Аалто, здешней же землей из котлована. Мы обнаруживаем себя «на сцене», у большой, поросшей травой эстрады, открытой на церковь, а за спиной у нас травяной покров ступенями ведет вверх, панорамно разворачивая обзор библиотеки, театра и муниципалитета. Церковь и светские здания разделены улицей, но зеленый холм, не видный ниоткуда снизу, спрятанный за белой церковной оградой вдоль дороги, вдруг «включается» и начинает работать, производить энергию объединяющей надбудничной связи. Аалто придумал этот возвышенный зеленый театр для религиозного праздника Эстерботнии. Широкие западные двери церкви раскрываются прямо в живую, восходящую к небу зелень.

В самой же церкви мы, наоборот, идя к алтарю, углубляемся, движемся вперед и вниз, словно входим в море. Длинные светлого дерева спинки скамеек чуть выгнуты назад и ряд за рядом, как волнистая отмель, влекут наш взор к одинокому деревянному кресту на белой стене, слева от которого под белым согнутым крылом видны кафедра и белый рояль. Скамьям волнообразно отвечает ритм потолка, разделенного широкими горизонтальными дугами, которые, будто мы следим глазом за живыми гребнями волн, разбегаются от центра к стенам и там возбуждают новые волны, плавно движущиеся над высокими окнами к алтарю. Весь интерьер церкви несет нас к алтарю, словно лодочку. И, подобно тому как в древнегреческих периптерах идеальными деревьями жили колонны, здесь столь же живыми мы воспринимаем все элементы этого геометрического духовного пейзажа, от скамей и светильников до каждой тяги, плитки пола или серой мраморной ступени алтаря.

Внешне здание церкви выглядит особенно, а в темное время дня – сказочно. Аалто придумал высокие окна, иллюзорно полуприкрытые более низкими белыми зубчатыми стенами. Силуэты окон похожи на деревья типа пиний под кроной-капителью, гигантские грибы, ну или молотки. Когда в окнах горит свет, они превращаются в яркую галерею «за» стенами. Если смотреть снаружи – то в периптер наоборот, так как в Греции колонны поясом обводят темное тело храма, а здесь словно бы душа церкви волной светящихся окон-колонн раскрывается вовне.

Выйдя из церкви, мы сразу видим впереди за зеленым холмом темно-синюю волну, очерченную плавной линией, в которой каждый узнает открытый рояль. Это муниципалитет. Аалто облицевал его фасады специальными изразцами – глазурованными клиновидными кирпичами василькового цвета, а на белых колоннах, несущих перекрытия второго этажа у входа в здание, сделал вертикальные серые накладки-клавиши. В объеме верхнего этажа – за плоскостью гигантской «крышки» небесного рояля – размещен зал заседаний муниципального совета. К этому времени у архитектора есть уже несколько формальных приемов, которыми он пользуется, словно бы исполняя всякий раз в иной аранжировке одну музыку. Постановка верхнего доминирующего объема на нижнем всегда новая, объясняющаяся образом здания. И основная тема интерьера – общность муниципального совета – в Сейняйоки проявляется по-своему. Тут всех собравшихся в комнате объединяет скос потолка, превращенного в световой фонарь: все они сидят под одним небом, а когда оно затуманено или погружено в ночь, зал освещают десятки подвесных ламп в форме, которую Аалто назвал «ручная граната».

Двери зала открываются в коридор, из которого есть прямой выход в террасный сад, спускающийся, как дерновая лестница в Сяюнятсало, к внутренней улице между муниципалитетом, театром и библиотекой. Улица выложена торцами из серого гранита, образующими квадраты, связанные линиями светлых полированных камней, и тянется в сторону церковного входа. Здание театра замыкает перспективу высоким черным углом-флагом, плывущим над складчатыми уступами белых стен. Библиотека развернута низкими белыми фасадами в сторону театра и вдоль мощеной улицы и террасного муниципального сада. Как и выборгская, она освещается и электрическим, и дневным светом.

О чем же думаешь, приехав издалека в центр этого финского города, где теперь живет с полсотни тысяч? О чем Аалто хотел, чтобы думали жители? Прежде всего, конечно, он хотел, чтобы они (и мы тоже) чувствовали себя обладателями удивительного, совершенно неповторимого ландшафта. Во-вторых, он хотел, чтобы в этом пейзаже и в этих постройках им всегда, и даже в тяжелых обстоятельствах, например в горсуде, было уютно. Человек, входящий в муниципалитет, сразу ощущает радостную силу цвета и фактур, добытую из сочетаний холодной бронзы и синевы фасада, а потом – теплой меди, розового дерева и красного кирпича лестницы на второй этаж. Человек, идущий от муниципалитета к театру или библиотеке летом, движется вдоль фонтанчиков и буйно цветущего бока своего горсовета, зимой же – вдоль снежной горки; в библиотеке читает он свою книжку под мягким дневным светом или же – включив лампу с абажуром-черникой; а в театре наверх в фойе его приглашает небольшая лестница, перила которой подсвечены, как сияющие ручьи. Человек, знающий историю искусства, будет вдвойне взволнован, глядя на преображенную идею классической архитектуры, периптера-базилики и кампанилы, которые стоят на идеально спроектированной площади, но только завершается эта площадь абсолютно свободной геометрией Новейшего времени, торжеством современных технологий, призванных обеспечивать свободное развитие всех, диалог природы и культуры. Вот, по правую руку, – классическая геометрия церкви, а по левую – неевклидово пространство от театра до муниципалитета, и в Сейняйоки они, наше прошлое и настоящее, разделенные веками, есть одно целое.