Иван Филатов - Метафизика возникновения новизны

Другими словами, можем ли мы сказать, что наше желание общаться с произведением происходит до тех пор, пока мы окончательно не «поймем», не усвоим заложенную в нем идею? Является ли, положим, запоминание (наизусть) понравившегося нам стихотворения основанием нашей уверенности в том, что мы познали его идею? Но как быть тогда с живописным или музыкальным произведением: что мы там понимаем и запоминаем?

Окружив произведение искусства множеством подобных вопросов, мы, по сути дела, оказываемся перед наглухо запертой дверью: ни сознание – с этой стороны – уже ничем нам не может помочь, поскольку, как нам представляется, оно использовало все свои логические возможности; ни бессознательное – с другой стороны – не способно подать нам руки, так как оно исчерпало возможности языков своего общения с нашим сознанием, каковыми были:

– язык интуиции, инсайта, вдохновения и т. д.,

– язык самого интеллектуального чувства наслаждения,

– и язык спонтанно возникающих чувств и желаний (сострадания, ненависти и т. д.).

Что касается языка интуиции, инсайта и т. д., то на этом языке искусство общается с самим художником, но никак не с созерцателем произведения искусства. С нами, с созерцателями, на этом языке оно говорит только в случае, связанном с открытием (или изобретением) новизны научного (или технического) содержания.

Язык же самого интеллектуального чувства наслаждения не раскрывает сути самой новизны, он только фиксирует ее наличие.

И только язык спонтанно возникающих чувств способен подвигнуть нас к рефлексии по поводу их возникновения, а также к интерпретации этих чувств в форме тех или иных идей, но никак не к раскрытию идеи в «чистом» виде. Сама суть произведения искусства доступна «пониманию» только иррациональной частью нашего интеллекта.

Итак, засвидельствованная нами причинно-следственная связь между сознательным пониманием объективно-интеллектуальной новизны и спонтанным возникновением чувства удовольствия была распространена нами с случая инсайта и анекдота на случай с произведением искусства, когда возникновение интеллектуального удовольствия от его созерцания было нами связано с «пониманием» его идеи. И мы, как нам представляется, достаточно обосновано показали как правомерность подобной экстраполяции, так и возможность «понимания» идеи произведения.

С. А теперь нам предстоит привести еще один аргумент в пользу возможности подобного «понимания». И будет он касаться такого феномена творческого процесса, каким является вдохновение.

Вдохновение – это радостное осознание того, что мы все же восприняли нашей душой нечто родившееся в нашем бессознательном и можем принять в наше сознание это созревшее и готовое излиться из нас новое знание, что и случается как в самом состоянии вдохновения, так и в последующее ему время. Сам феномен вдохновения это, скорее всего, некое среднее состояние нашей творческой активности, по одну сторону которого может быть высшее состояние озарения (у художника), а по другую сторону, состояние, когда мы просто осознаем, что нечто в произведении нам нравится, но все же не знаем, что именно (у созерцателя).

Можно сказать, что при вдохновении происходит процесс непосредственной трансляции сути внезапно возникшей идеи произведения с бессознательного уровня на уровень сознания. Если бы у художника не было «понимания» идеи на бессознательном уровне, он бы не мог с такой лихорадочной поспешностью и убежденностью записывать то, что ему вещают Музы. Он даже не допускает каких-либо сомнений по поводу не только истинности и ценности возникшей идеи, но и правильности собственного ее «перевода» с языка бессознательного на язык сознания. Ну, а если художник способен «понять» и даже зафиксировать свою идею в произведение искусства в сознательно-бессознательном акте творения, то почему мы должны отказывать созерцателю в возможности «понимания» этой идеи хотя бы на бессознательном уровне. Ведь чувство удовольствия, как фиксатор наличия идеи, присуще не только художнику в состоянии вдохновения, но и созерцателю в состоянии восприятия произведения искусства.

И вообще, вдохновение, наитие, озарение, интуиция, инсайт и т. д. – это своеобразные «чуствилищные» состояния и акты по обнаружению объективно-интеллектуальной новизны, то есть идей. И наша творческая деятельность по раскрытию этих идей – это и есть процесс понимания, оформляемый либо ученым в новую для нас мысль (научное открытие или изобретение), либо художником – в произведение искусства, либо любителем – в рефлексию по поводу идеи произведения искусства, воздействующего на него возбуждением как интеллектуального чувства удовольствия, так и остальных чувств.

Д. И последний наш аргумент в пользу «понимания» идеи-новизны произведения искусства мы назовем аргументом от мудрости Природы . И построим мы его на одном из различий между научными и эстетическими истинами.

Дело в том, что эстетические истины в одном отношении выгодным образом отличаются от научных истин. И это отличие в том, что для того чтобы понять и почувствовать красоту и изящество какой-либо математической или физической теории, мы должны на достаточно высоком профессиональном уровне разбираться в математике или физике – а то и в том и в другом одновременно, – в то время как чувствование и «понимание» красоты (идеи) произведения искусства дается нам на бессознательном уровне как бы само собой, и нам не обязательно знать все тонкости мастерства художника, поэта, писателя, композитора. Нравится – и все тут!

Исходя из этого, следует учитывать тот очевидный факт, что сознательное постижение какого-либо нового для нас знания – то есть субъективной интеллектуальной новизны – всегда связано с затратой умственных и психических сил. (И об этом мы знаем хотя бы по опыту собственной учебы в любом возрасте). Бессознательное же (спонтанное) постижение объективной интеллектуальной новизны (идеи), наоборот, обходится нам как бы без затраты умственных и психических сил, а в некоторых случаях, например, при инсайте или созерцании любимого нами произведения искусства, – мы даже испытываем чувство удовольствия или эйфории. И в этом весь парадокс творческого мышления и восприятия идеи-новизны. Казалось бы, должно быть наоборот, и все для нас совершенно новое (то есть объективная интеллектуальная новизна) должно добываться с б о льшим трудом, чем познание того, что уже добыто. Так нет же, Природа распорядилась по-своему. И в этом вся ее мудрость: поступи она по другому, человек вряд ли согласился бы постигать что-либо для него совершенно новое таким тяжким трудом, то есть трудом одной лишь сознательной работы мысли. Природа пошла ему навстречу, наделив способностью иррационального мышления, да к тому же мышления продуктивного и доставляющего чувство наслаждения от самого процесса творчества.