Вячеслав Фаритов - Ницшеанские размышления. Очерки по философии маргинальности
- Название:Ницшеанские размышления. Очерки по философии маргинальности
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:2022
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:978-5-00165-394-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Вячеслав Фаритов - Ницшеанские размышления. Очерки по философии маргинальности краткое содержание
Монография адресована философам, литературоведам, культурологам и всем интересующимся философией.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Ницшеанские размышления. Очерки по философии маргинальности - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
5. Танцор (der Tanzer). Если смех осуществляет трансгрессию в области духа, то танец представляет собой трансгрессию тела. Танец есть способ устранения границ между телом и духом: в танце тело одухотворяется, а дух «отелесивается» (выражение М. М. Бахтина). Тело утрачивает свою тяжесть, становится музыкальным инструментом, становится самой музыкой. Танец есть преодоление всякой тяжести: «И если в том альфа и омега моя, чтобы все тяжелое стало легким, всякое тело – танцором, всякий дух – птицею: и поистине, в этом альфа и омега моя!». [17] Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого ⁄ Ф. Ницше // Полное собрание сочинений: В 13 томах. Т. 4: Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого. – М.: Культурная революция, 2007. – С. 235.
Императив танца распространяется не только на человека, но и на божество: «Я поверил бы только в такого бога, который умел бы танцевать». [18] Там же. С. 42.
Человек, который научился танцевать, преодолевает тяжесть и скованность собственной телесности. Но бог, который умеет танцевать, преодолевает уже свою божественную не-телесность: он перестает быть лишь чистым, лишенным плоти духом, так как для танца необходимо тело. Посредством танца снимаются границы между богом и человеком: «Теперь я легок, теперь я летаю, теперь я вижу себя под собой, теперь бог танцует во мне». [19] Там же.
6. Поэт (der Dichter) и отшельник (der Einsiedler). Обе стратегии по своему содержанию связаны с устремленностью к потустороннему, со служением Богу. Поэт не только прославляет Бога, но он фактически создает богов силой своего художнического инстинкта: «Ах, есть так много вещей между небом и землей, мечтать о которых позволяли себе только поэты! И особенно выше неба: ибо все боги суть подобия и измышления поэтов!». [20] Там же. С. 134.
Отшельник посвящает себя Богу. Следовательно, данные стратегии существования не являются трансгрессивными по происхождению. Однако их смысл претерпевает существенные изменения с наступлением «царства толпы». Смерть бога делает обе фигуры ненужными и архаичными: их подлинный смысл остался в прошлом, в настоящем уже нет места ни поэту, ни отшельнику. В данной ситуации существование поэта и отшельника приобретает трансгрессивный характер.
Поэт проходит через разоблачение и саморазоблачение: «Но что же сказал тебе однажды Заратустра? Что поэты слишком много лгут? Но и Заратустра – поэт». [21] Там же. С. 133.
Поэт утрачивает способность лгать (то есть создавать перспективы) с чистой совестью. Он должен выйти за свои собственные пределы и претерпеть перерождение: «Изменившимися видел я поэтов и направившими взоры на самих себя». [22] Там же. С. 135.
Святой отшельник, которого Заратустра встречает в лесу, один не знает того, о чем знают уже все: что бог умер. Он продолжает служить тому, в существование кого больше никто не верит. Тем самым он, подобно поэту, теряет собственную идентичность. Но этот выход за пределы самого себя остается для отшельника неосознанным. Как следствие, у него нет будущего, ему остается только умереть, что и происходит в последней части «Заратустры»: «Но теперь умер и он, самый благочестивый человек, тот святой в лесу, который все время славил своего бога пением и бормотанием. Его самого я уже не нашел, когда нашел его хижину, – лишь двух волков в ней, которые выли о его смерти: ибо все звери любили его». [23] Там же. С. 261.
7. Философ. Фигура философа в осмыслении Ницше неоднородна. Существуют философы, которые придерживаются уже установленных ценностей, подыскивают им обоснование, систематизируют и резюмируют их. Это философские работники и служители общества и государства. Они раньше всего добиваются почестей и признания. Это – «прославленные мудрецы»: «И немало властителей, желавших ладить с народом, впрягали впереди своих коней – осленка, прославленного мудреца» [8, с. 107]. Другой род философов составляют те, кто сами являются законодателями. Они создают новые оценки. Созидание новых оценок требует уничтожения старых: творцы должны выступать и в качестве разрушителей. Они осуществляют переоценку ценностей. Это уже сугубо маргинальная стратегия существования.
8. Точка сборки: сверхчеловек (der Ubermensch). Все описанные выше стратегии существования носят некий частичный или двойственный характер. Это еще не тема, но вариации на тему. Так, например, шут – это сам Заратустра, провозвестник идеи вечного возвращения и сверхчеловека. Но это и «обезьяна Заратустры», которая портит ему похвалу глупости. Заратустра поэт, но: поэты слишком много лгут. О воинах говорится, что они не могут быть подвижниками познания, но являются только его предвестниками. [24] Там же. С. 135.
Все высшие люди представляют собой фигуры перехода: они только мост и ступени, назначение которых состоит в том, чтобы проходили по ним и через них, чтобы их оставляли позади. Каждый высший человек, покинувший царство толпы, есть импровизация, полная риска и опасностей и, как правило, обреченная на неудачу («О высшие люди, разве не все вы – не удались?» [25] Там же. С. 249.
). Но из этих импровизаций должна будет появиться новая тема, которой еще только предстоит быть сыгранной. Существование высшего человека, сорвавшегося с места, не имеющего больше своего места (heimatlos), становится подобно потоку. Но рано или поздно потоки должны соединиться в море: «Как не найти потоку, в конце концов, дороги к морю!». [26] Там же. С. 86.
Сверхчеловек и является этим морем: «Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он – это море, где может потонуть ваше великое презрение». [27] Там же. С. 14.
Если высший человек реализует лишь какую-то одну из трансгрессивных стратегий существования, то сверхчеловек вбирает в себя все экстатические способы бытия, он проходит превращение через тысячи душ (Verwandlung durch hundert Seelen). Его идентичность уже не определяется наличием некоего фиксированного центра, но носит в высшей степени подвижный характер. Сверхчеловек – это тот, «чья душа жаждет пережить во всем объеме прежние ценности и устремления и обогнуть все берега этого идеального «Средиземноморья», кто ищет из приключений сокровеннейшего опыта узнать, каково на душе у завоевателя и первопроходца идеала, равным образом у художника, у святого, у законодателя, у мудреца, у ученого, у благочестивого, у предсказателя, у пустынножителя старого стиля». [28] Ницше Ф. Веселая наука («1а gaya scienza») ⁄ Ф. Ницше // Полное собрание сочинений: В 13 томах. Т. 3: Утренняя заря. Мессинские идиллии. Веселая наука. – М.: Культурная революция, 2014. – С. 581.
Таким образом, фигуры свободных умов, странника, воина, шута, танцора, поэта и отшельника, философа оказываются метафорами, характеризующими безымянных (die Namenlosen), «недоносков еще не проявленного будущего (die Friihgeburten einer noch unbewiesenen Zukunft)». Сам Ницше проживал и изживал все эти позиции: он сам ощущал себя heimatlos, namenlos; всего лишь одинокий воин, поэт и скоморох.
Интервал:
Закладка: