Сергей Лишаев - Философия возраста (возраст и время)

Монографический жанр предъявляет определенные требования структурного, стилистического и содержательного характера. Чтобы реализовать их, пришлось существенно переработать ранее выполненные исследования и дополнить их новыми материалами.

Представленная вниманию читателя книга строится по традиционной для монографических работ логике: от разметки концептуального поля философии возраста и экспликации ее методологических принципов к аналитическому рассмотрению предмета исследования (в нашем случае – к описанию отдельных возрастов и прояснению коллизий, возникающих при переходе от возраста к возрасту). Однако в данном случае несущая конструкция монографии дополнена Приложениями, некоторые из которых – по своему объему – сопоставимы с разделами основного текста. Появление «малых архитектурных форм», окружающих основную конструкцию, связано с тем, что работа над философией возраста продолжалась не один год. В результате часть сюжетов, которые первоначально представлялись необходимыми моментами в реализации общего замысла, со временем перешли в категорию неоправданных осложнений логической конструкции текста, затрудняющих последовательную экспликацию теории возраста. Отсюда решение, которое одновременно и упростило, и усложнило строение работы: ряд отклоняющихся от общей логики сюжетов, раскрывающих частные положения философии возраста, были отделены от ее несущей конструкции и представлены в виде сопровождающих ее Приложений.

Благодаря двухуровневому строению книги читатель может выбирать разные маршруты для знакомства с ее содержанием, руководствуясь своими интересами. Самый быстрый и прямой путь к знакомству с содержанием книги – осмотр «главного здания» и уклонение от экскурсий по прилегающим территориям. Если позволяет время, можно на время покинуть главное здание и заняться осмотром «малых архитектурных форм», следуя стрелкам на указателях (см. Приложение №…). Стоит отметить, что некоторые из Приложений представляют собой относительно самостоятельные исследования, знакомство с которыми не требует прохождения основного маршрута [7] К таким, в частности, относятся: краткий экскурс в историю философского анализа возраста, рассмотрение связи между старостью, мудростью и философией, сопоставление старости и детства, сюжет о причинах возрастного замедления и ускорения времени. .

Завершая Предисловие, отметим, что философия возраста как раздел философского знания находится в стадии формирования. Книга, с которой знакомится читатель, не претендует на раскрытие всего многообразия тематических горизонтов этой новой для философии дисциплины. Сам автор воспринимает ее как расширенное введение в философию возраста, как еще один шаг в продумывании возрастной данности времени.

На протяжении последних 100–150 лет возрастом интересовались многие исследователи: психологи, педагоги, социологи, историки культуры 1. Что касается философов, то первые высказывания на эту тему относятся к античности. Однако до недавнего времени возраст в философии не тематизировался (исключение составляет трактат Цицерона «О старости»). Ситуация стала меняться в последние двадцать – двадцать пять лет. Сначала появились исследования, посвященные отдельным возрастам (прежде всего, старости), а затем – первые опыты построения философской теории возрас- [8] Основной вклад в научный анализ возраста внесли представители возрастной психологии (К. Бюлер, В. Штерн, Ж. Пиаже, К. Коффка, А. Валлон, Э. Эриксон, В. Франкл, Дж. Брунер, П. П. Блонский, Л. С. Выготский, С. Л. Рубинштейн, В. В. Зеньковский, Б. Г. Ананьев, Н. А. Рыбников, А. В. Запорожец, И. А. Соколянский, А. Н. Леонтьев, П. Я. Гальперин, Д. Б. Эльконин, Л. В. Толстых, Л. И. Божович, И. С. Кон, Е. И. Степанова, А. А. Деркач и др.), а также представители социологии возраста (К. Мангейм, Т. Парсонс, Д. П. Мердок, М. Пайпер, С. Аапола, А. Левинсон, И. Гоффман, М. Э. Елютина, В. В. Бочаров, В. Д. Альперович, Н. В. Веселкова, Е. В. Прямикова, Р. С. Яцемирская, И. Г. Беленькая и др.). Особую роль в историческом и историко-культурном исследовании возраста сыграла изданная в i960 году книга Филиппа Арьеса, посвященная восприятию детства «при Старом порядке» (Аръес Ф. Ребенок и семейная жизнь при Старом порядке. – Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 1999) – Эта пионерская работа стимулировала интерес к изучению возраста и историками, и представителями социальных и гуманитарных наук. В кругу этнологических исследований возраста, оказавших воздействие на анализ детства далеко за пределами этой дисциплины, следует отметить работу Маргарет Мид (МидМ. Культура и мир детства. М., 1988). та. Эпоха модерна открыла возраст для научного познания, а эпоха постмодерна – для познания философского (подробнее об истории философской рефлексии над возрастной проекцией жизни и причинах поздней тематизации возраста см. Приложение 1: «Возраст в истории европейской философии»).

Философская тематизация возраста связана с отказом постклассической мысли от ориентации на целое, ставшее, вечное и с акцентированием внимания на «становлении», «возможности», «неопределенности», «различии». Если классическую философию интересовала «родовая сущность человека», то интерес философской и гуманитарной мысли последнего столетия (и чем ближе к нашему времени, тем заметнее) смещается от «человека вообще» к человеку, имеющему пол и возраст, существующему в модусах «Я» и «Ты», «Мы» и «Они»… И хотя очевидно, что без понятия «человек вообще» не обойтись ни в повседневной жизни, ни в теории (в противном случае мы не могли бы воспринимать образы людей разного возраста как человеческие образы), это обстоятельство не дает оснований для того, чтобы уклониться от исследования различий в формах человеческого существования. Действительный человек – это всегда мужчина или женщина, ребенок или старик и т. д. «Практический поворот» в философии, о котором немало сказано в последние годы, находит выражение (среди прочего) в тематизации модусов человеческого существования, в создании «теорий среднего уровня».

Актуальность тематизации возраста – одно из следствий характерного для посттрадиционных обществ акцента на свободе как принципе самоопределения человека. В традиционном обществе свобода (самостоятельность, возможность быть иным) была свободой в рамках всем известного и всеми признанного (а не найденного персонально) представления о его сущности [9] Данное утверждение не исключает того, что, к примеру, в христианской традиции свобода рассматривалась как благо, как дар Бога. Бог хочет, чтобы человек свободно следовал тому, к чему Он предназначил его. При этом христианство живет не пафосом свободы, самоопределения и самоутверждения, а любовью ко Христу, стремлением к уподоблению Ему как Новому Адаму. Сущность человека (совершенная человечность) дана христианину в Иисусе Христе. . В посттрадиционном обществе сущностью человека признается свобода как чистая возможность, не связанная никаким заранее данным содержанием. Здесь не признают онтологически заданной сущности человека. В посттрадиционных культурах он рассматривается как сущее, способное искать и определять свою сущность самостоятельно. Человек не открывает (находит) сущность, он ее проектирует.