Сергей Глезеров - Закат блистательного Петербурга. Быт и нравы Северной столицы Серебряного века

Некоторые из рабочих, не успевшие выскочить, стали жертвами произошедшей катастрофы. Часть из них была отправлена в больницу, иные же к вечеру чувствовали себя уже настолько здоровыми, что отправились в кабаки выпить «по случаю несчастья». Кстати, ближайшая к месту катастрофы портерная, в которой пировали спасшиеся рабочие, принадлежала владельцу того самого провалившегося дома Аксенову.

В тот же день случилась еще одна беда: рухнувшим каменным сводом в доме на Бассейной улице насмерть придавило мальчика, работавшего на постройке. Столичное общество живо обсуждало эти происшествия. «Петербургские „обвалы“ делаются слишком частыми, – писала одна из столичных газет. – Сегодня летят два дома, завтра рухнут три, а послезавтра, если наконец не обратить на это явление должного внимания, дома посыпятся, как детские карточные постройки».

Однако одной из самых громких строительных катастроф начала ХХ века стал обвал дома Залемана на Разъезжей улице, случившийся 10 июля 1909 года. В восемь часов утра обрушился громадный, только что построенный шестиэтажный дом, принадлежавший инженеру путей сообщения Виктору Дмитриевичу Залеману.

Тот рабочий день начинался как обычно: в семь часов утра строители, занимавшиеся внутренней отделкой, приступили к работе. Более трехсот человек разбрелись по этажам. Спустя час они начали замечать подозрительное потрескивание. Левая часть здания стала на глазах заметно оседать, затем покачнулась и со страшным шумом рухнула. Грохот рухнувшего здания был слышен за несколько кварталов. Место катастрофы окутали клубы дыма и песка. Под рухнувшим домом, вмиг превратившимся в груду мусора, нашли свою смерть десятки рабочих.

Уже через двадцать минут на месте трагедии работали пожарные, извлекавшие пострадавших из-под завалов. Через два часа после катастрофы сюда прибыл петербургский градоначальник. Он лично принял энергичное участие в расследовании причины обвала дома, расспрашивал строителей и участвовал в совещании экспертов. Место катастрофы посетили также некоторые сенаторы, члены Государственного совета и Городской управы. Приехал и сам владелец злополучного дома, непрерывно твердивший: «Всех родственников убитых вознагражу».

Многие считали виновником случившейся трагедии инженера Залемана. Влиятельный миллионер-строитель, он выстроил в Петербурге более полутора десятка зданий и сам являлся владельцем одиннадцати больших домов. Почти все залемановские стройки отличалось одной особенностью: на них всегда происходили более-менее крупные катастрофы. Возбуждались уголовные и гражданские дела по факту увечий, причиненных строителям, но Залеману вновь и вновь разрешали строить.

В злополучном строившемся на Разъезжей доме с момента его закладки полиция успела составить бесчисленное количество протоколов, обвиняя строителей в нарушении строительного устава. Несколько раз полиция обращала внимание на трещины в стенах. Но строители клялись, что опасности нет и быть не может. А потом грянула катастрофа…

«Нужны решительные меры против инженеров-от-катастроф, – возмущался обозреватель одной из газет. – Инженер Залеман изобрел новый вид каннибальского спорта. Он строит дома, которые обваливаются от простого дуновения ветра. Три дома Залемана уже прославили его имя своими катастрофами. Вчера обрушился четвертый. Г-н Залеман – инженер путей сообщения на тот свет».

Член городской управы Змеев еще за два года до трагедии на Разъезжей представил в Городскую думу доклад о строительных происшествиях, в котором среди «домовладельцев-от-катастроф» уже фигурировало имя Залемана. По словам Змеева, причинами катастроф являлись «погоня домовладельцев за экономией, которая влечет к приглашению неопытных архитекторов и использованию некачественных материалов», а также слабый технико-полицейский надзор. На весь город было всего восемь городских техников, наблюдавших за строительством.

Традиционный русский вопрос «Кто виноват?» постоянно витал на месте случившейся катастрофы. Гражданский инженер Максимов, наблюдавший за возведением дома на Разъезжей, возлагал вину на Залемана, который постоянно вмешивался в процесс строительства.

«Будучи юридически строителем дома, я фактически должен был постоянно чувствовать над собой власть хозяина, – сетовал Максимов. – Залеман все работы сдавал сдельно, по сильно выторгованной цене. Это страшно отражалось на качестве работ». Между тем сам Залеман категорически отрицал свою вину: он заявлял, что для постройки «употреблялись материалы, купленные у первоклассных фирм, и на достоинство их обращалось должное внимание».

В обществе звучали мнения, что произошедшая трагедия – вовсе не случайность, а просто очередной эпизод в долгой строительной деятельности Залемана. «Архитектурные катастрофы возможны, но когда один и тот же домовладелец годами строит дом за домом, и непременно с обвалом, то какая же это случайность? – вопрошал обозреватель «Петербургской газеты». – Это – систематическая строительная спекуляция, соединенная с общественной опасностью. Возможность безнаказанно заниматься такой спекуляцией ясно свидетельствует, что в городских порядках не все в порядке»…

Архитекторы категорически возражали против своей вины в строительных катастрофах, год от года потрясавших Петербург. Как заявил председатель столичного общества архитекторов Эрнест Жибер, вся вина – на злоупотреблениях рабочих и десятников, и обвалы домов прекратятся только тогда, когда закон точно определит ответственность, которую несут в подобных случаях не только архитекторы, но и подрядчики, десятники и рабочие, иначе последние делают что угодно за спинами архитекторов, а потом пытаются переложить всю вину на них.

А еще говорили, что во всем виноваты нерадивые рабочие, что в их среду все больше и больше проникает «дух хулиганства», поведение их становится несносным, дисциплина падает, на стройках часто можно увидеть пьяных, которые совсем даже не прячутся от глаз технического надзора. Говорили, что причина всех бед – русский «авось».

Искали и другие причины постигших Петербург строительных катастроф. Среди них называли не только плохую постройку домов, но и то, что они строятся на так называемых лежнях, то есть деревянных бревнах, которые кладут прямо на почвенные воды, а на этих лежнях возводится фундамент. Лежни достаточно быстро загнивают, а потому не выдерживают тяжести дома, и он оседает, расползается и накреняется.

«Мне объяснил один архитектор, что некоторые постройки на петербургской зыбкой почве потому только держатся, что соседние здания поддерживают их в состоянии равновесия, – писал обозреватель одной из столичных газет. – В буквальном смысле слова все основано на „добрососедских“ отношениях».