Иван Якушкин - Лекции по истории русского общества и русской культуры в ХХ веке

За политическим кризисом, какой переживала Россия в начале века, скрывалось глубокое противоречие, к которому пришла русская жизнь.

Возник и становился все очевиднее раскол между сословиями. Основания для этого раскола появились уже давно. Основные ценности, лежавшие в основе русской культуры, выработанные веками, подвергались сомнению и на разных полюсах общества толковались по-разному. Не создавала единства даже религия. Не признававшее официального православия старообрядчество представляло собой самую активную часть населения. Общее всем чувство Родины до последнего времени соединялось с верой в царя. Но две тяжелейшие войны уничтожили эту веру. В народе, как и во времена Смуты, возникло ощущение обмана. Но общего представления о правде теперь не было. Земля, бывшая основой жизни крестьянской массы, как казалось, через верховного самодержца принадлежавшая всему народу, окончательно становилась частной собственностью – объектом купли-продажи и обогащения. Свобода, полученная после Первой революции, оказалась совсем не такой, какую ожидали. Она порождала новые отношения, сопряженные с борьбой за существование. Эта борьба теперь уже велась не с природой и не со сложившимся порядком вещей, а с другим человеком, у которого необходимо было что-то отнять, путем насилия или обмана.

Образованное общество переживало этот кризис по-своему. Уже с конца XIX века интеллигенция начала убеждаться в своей чуждости народу и крестьянину и городскому обывателю. Но и среди нее не было единства. Попытка воплощения лучших идеалов XVIII века не давала ни удовлетворения, ни, тем более, счастья. Часть интеллигенции полагала, что все-таки надо двигаться к воплощению идеала истинной свободы, включая равенство и братство. Другая часть предпочитала отойти в сторону от общественной борьбы, полагая вмешательство в народную судьбу излишним. Это не было равнодушием, а скорее, признанием собственного бессилия. На жизненные идеалы интеллигента конца века, помимо признанных классиков, особенно повлияли два писателя – В.Г. Короленко и А.К. Толстой. Отчасти они были похожи, отчасти противостояли друг другу. Короленко вышел из среды народников и отчасти народником и остался. Выполнение долга перед народом оставалось главным делом его жизни. Отбывая ссылку, а позже путешествуя по России, он гораздо ближе и лучше, чем его единомышленники, узнал людей из народа. Как и Достоевский, он познакомился с людьми, имевшими уголовное прошлое, и вынес из этого знакомства убеждение, что человек всегда остается человеком. И каждый несет в себе свою правду. Писатель отошел от непосредственного участия в политической борьбе, так как не хотел навязывать другим свои идеалы. Но по мере сил он боролся против произвола и несправедливости. Граф А.К. Толстой, проникновенный лирик и проницательный историк, обращался к душе человека. Он писал о долге каждого перед собственной совестью. Идеи общественного служения и духовного самосовершенствования отчасти противостояли друг другу, хотя и могли сочетаться в одной общей идее, как это показал Короленко в рассказе «Тени», посвященном смерти философа Сократа.

Русское общество начала века, конечно, продолжало прислушиваться и к голосам великих деятелей русской культуры – Льва Толстого, Антона Чехова, Николая Римского-Корсакова. Но и эти голоса свидетельствовали о кризисе и начинавшемся расколе народного сознания. С одной стороны, эти мастера в своих финальных произведениях пытались оставить будущему величественно-прекрасный образ Родины как духовного Отечества каждого русского человека. Таков образ пасхальной ночи в «Воскресении» Толстого, таковы картины степи в одноименной повести Чехова. Такова пронизанная незримым светом музыка «Сказания о невидимом граде Китеже и деве Февронии» Римского-Корсакова. Но, наряду с этим, в произведениях этих же авторов возникает образ реальности, страшное содержание которого прикрывается маской двуличия и обмана. Недаром Лев Толстой был назван «срывателем всех и всяческих масок». Особое место в русской и мировой литературе занял А.П. Чехов. Признавая его огромное дарование, русский интеллигент конца XIX века считал Чехова «поэтом сумерек» и не находил в нем для себя духовного руководства. Ограничивая жившую в нем лирическую стихию, Чехов стал, и не только для России, провозвестником идеи абсурдности повседневной человеческой жизни. Какую-то поправку в такое истолкование его пьес пытался внести Московский Художественный театр, также имевший огромный успех во всем мире. Другую интерпретацию обновленного реализма Чехова стремился дать Максим Горький. Из жизни «на дне» общества он вынес идею бунта или революции.

Эта идея в разных формах в первые годы нового века все больше распространялась среди деятелей культуры. Но имели место и другие веяния. Начало XX столетия заслужило название «серебряного века» русской культуры. Господствовавшая перед этим система реалистического изображения жизни ставилась под сомнение. Это отчасти оправдывал авторитет Пушкина и его современников (людей золотого века), для которых красота значила не меньше, чем реальность. В «Медном всаднике» Пушкина мы видим противопоставление красоты созданного Петром города и текущей по его улицам жизни. Теперь через бредущих по мрачным закоулкам героев Гоголя и Достоевского люди искусства приходили к эстетизации Петербурга. Уже в эмиграции в неизбывной тоске поэт Агнивцев воскликнет: «Ты всех прекрасней – несравнимый блистательный Санкт-Петербург!» Этот город стал наваждением серебряного века, который воспринимал его отдельно от остальной России, хотя и чувствовал трагическую подоплеку его существования. Ее чувствовали и Блок, и Белый, и Мандельштам, и Ахматова, и Мережковский.

Культура серебряного века включала течения, испытавшие влияние современной культуры Запада. Разворачивали свои знамена представители нового искусства, называвшие себя декадентами. Место верности общественному идеалу все больше заменяла верность самому себе, откуда следовало представление о полной свободе художника, не знающего запрещенных тем. Русские поэты-декаденты – Дмитрий Мережковский, Валерий Брюсов, Константин Бальмонт и другие исповедовали культ мгновенной и подверженной неизбежной гибели красоты. Она противостояла абсурду повседневности, стирая при этом границы между добром и злом. По инициативе «декадента-продюсера» Сергея Дягилева возник «Мир искусства», объединивший художников нового направления во главе с Александром Бенуа. Эти художники отрицали социально ориентированное и, по их мнению, недостаточно профессиональное искусство передвижников. Связывая свои образы с французским XVIII веком, они мысленно переходили от картин штурма Бастилии к картинам садов Версаля.