Светлана Махлина - Знаки, символы и коды культур Востока и Запада

Притча эта хорошо корреспондирует с русской пословицей «По одежке встречают, по уму провожают». Одежда всегда была знаковым элементом, характеризующим человека.

Уже в Древнем Египте фараон носил урей и клафт как знак его связи с богами, а схенти у него и его приближенных был из тонкой ткани, часто плиссированный, длиннее, чем у простого земледельца, а у раба вообще представлял собой кожаную повязку. В античности одежда также была знаковой для разных сословий. И продолжалась знаковость одежды и в Средние века, и в эпоху Возрождения и в Новое и Новейшее время. До сих пор одежда – определенный знак, показывающий, как человек себя репрезентирует. Сегодня у уважающего себя бизнесмена должны быть «пиджаки и от Кардена, и от Босса, и от Гуччи. Таковы опознавательные знаки системы…» (Рой О., 2013: 111). В 2011 и 2012 году на канале «Культура» демонстрировались телепередачи «Мост над бездной» Паолы Дмитриевны Волковой. В память о ней в марте 2014 года они повторялись. Каждую программу Паола Дмитриевна вела в костюме, соответствовавшем теме: аксессуары – кольца, браслеты, колье подчеркивали тонкость, чуткость художественного восприятия, глубину, эрудицию и изысканность ведущей.

Вещь – феномен культуры, который, благодаря своей способности аккумулировать в себе традиции, социально-психологические установки, эстетические запросы, приобретает аксиологическое звучание. В период становления национальных культур в первую очередь появляется нечто неповторимое, индивидуальное. На сегодняшнем этапе ясно видны тенденции сближения национальных культур. Диалог культур ощутим на каждом шагу. Важно, что вещи отражают образ жизни, который становится во всех странах похожим. Если раньше совершенно по-разному осмыслялась форма предметов в западной и восточной культурах, то в настоящее время между Западом и Востоком во многом начинают стираться различия. Раздаются даже предложения выделить науку о вещах – реалогию. В любой вещи, как бы ни было подчеркнуто ее назначение, наряду с ее практической функцией есть и иная, аксиологическая, отражающая отношение материально-предметного бытия к духовным запросам человека.

Г.В. Плеханов показал, что вещь может быть ценной, если только она символизирует значимые общественные отношения. Это обстоятельство позволяет выявить еще одну важную характеристику вещи в системе культуры: с древности она начинает служить в качестве знака, символа социального положения человека.

Однако в истории значение вещи меняется. Если в древности – вещь – выражение сущности человека, то уже в XX веке вещь – средство утвердить свое преимущество перед другими, но сама вещь при этом ничего не значит. Как писал И.С. Клочков, «между человеком и вещью, по существу, нет подлинной связи. Действительно, человек общества потребления стремится к вещам и высоко ценит их, но ценит как обеспечивающие комфорт средства или как знаки социального престижа. Настоящую привязанность к той или иной вещи он испытывает редко» (Клочков, 1983: 7). В 60-е гг. ХХ в. вещь становится подлинным воспитателем чувств, мерой значимости человека. Человек превращается в «вожделенный глаз», жадно вбирающий блага цивилизации, в ненасытного Потребителя. Эта мысль получила отражение в таких романах, как «Вещи. Одна из историй шестидесятых годов» Ж. Перека, «Игрушки» и «Печальные похождения мойщика витрин» Ж. Мишеля, «Прелестные картинки» С. де Бовуар, «Внуки века» К. Рошфор, «Нейлоновый век» Э. Триоле и др. Во многих романах показывается, как люди приобретают вещи, отнюдь не используя их. При этом они с удовольствием посещают магазины, закупая груды вещей и забивая ими свое жилище. Неслучайно, после смерти Энди Уорхола было обнаружено огромное количество прекрасных вещей, которыми он отнюдь не собирался пользоваться, хотя это и были предметы, которые приобретаются именно для непосредственного употребления – например, флаконы с дорогими духами.

Приблизительно в эти же годы обозначенные в книгах явления наблюдаются и в СССР. Показателен рассказ Екатерины Максимовой и Владимира Васильева, как на заре своих зарубежных гастролей они были приняты американским магнатом. Он повез их на свой остров в машине, вызывавшей восторг: там всюду были кнопки, с помощью которых можно было наблюдать диковинные для советского человека того времени превращения. В своем замке он показал им огромный подвал с напитками и подарил им две бутылки 200-летней давности. Они были покрыты паутиной, которую Екатерина принялась тут же счищать. Магнат остановил ее. Это был знак их высокой стоимости – много выше бриллиантов. Когда они вернулись домой, они получили квартиру, в которую в первую очередь купили весьма дефицитный по тем временам румынский сервант. В него-то и поставили диковинные привезенные бутылки. По случаю новоселья были приглашены гости. Наутро драгоценные бутылки были опустошены, но никто не запомнил, каков же был вкус их содержимого. При советской власти, когда большинство жило в коммунальных квартирах, вещей было не так много. Как правило, все нужно было «доставать». И чаще всего доступны были изделия из хрусталя, которые загружали в вожделенный сервант. Это была престижная выставка достатка данного интерьера. Но в то время «вещизм» порицался во всех средствах массовой информации. Впрочем, отказ от обилия вещей был характерен и на Западе. Характерен роман Элиаса Канетти, где герой, профессор, подбирает себе квартиру на последнем этаже для того, чтобы по все стенам, закрывая окна, поставить стеллажи для книг. Окно же для света он пробивает на крыше. Внутри же стоит только стол и кровать. Надо понимать, что не все советские люди были столь ущербны во вкусах. Многие представители интеллигенции старались назло окружающей обстановке, сделать свой дом изысканным и изящным. Особенно это было характерно для артистической среды. Известно по воспоминаниям современников, такой прекрасный интерьер был характерен для дома Марии Бабановой, где мебель была стильной, классицистической. Ей соответствовали посуда и приборы. И не беда, что на прекрасных тарелках могла подаваться обычная картошка в мундире.

Совсем иные представления стали характерны для периода после перестройки. Теперь многие получили доступ к частной собственности. Увы, многие были не подготовлены к обладанию большими средствами ни образованием, ни эстетическим воспитанием. В описании Оксаной Робски такого гламурного дома нуворишей не нашлось места ни для библиотеки, ни для места дл интеллектуальной деятельности (Робски, 2006). А как же? Зачем нужны книги, если есть Интернет? А работать надо не дома, а на работе. Дома надо отдыхать. В 90-е годы XX века многие стали приобретать квартиры и устраивать интерьеры соответственно мексиканскому сериалу, который транслировался тогда по телевидению и многие прилипли к нему. Поэтому новые квартиры того времени устраивали с обязательной аркой Санта Барбара, которая воспринималась как знак евроремонта. Многие художники зарабатывали при этом, так как у новых нуворишей не было подготовки к созданию индивидуального интерьера. Один из наших друзей как раз и зарабатывал таким образом. И я попросила показать сделанный интерьер. Каково же было мое удивление, когда я обнаружила соединенную кухню со столовой, шикарную спальню, гостиную, кабинет, где стоял бильярдный стол. «А где же книги? – спросила я. – А это квартира любовницы бандита. Ни она, ни он читать не будут». Зато здесь были атрибуты богатства, понимаемые в то время как знак шикарной жизни. Нашло это отражение и в современной художественной литературе. Описывая интерьер современного удачливого бизнесмена, автор пишет, что «библиотеки в квартире не предполагалось. Это квартира для интернета, в котором все уже есть. Все необходимые книжки благополучно перекачены в сеть, а новые все прибывают» (Рой О., 2013: 80), что, конечно же, не соответствует действительности. Таким образом, как это уже показал Жан Бодрийяр, «современная домашняя обстановка целиком включается в знаковую систему «среды» (Бодрийяр, 1999: 45).