Эрик Дэвис - Техногнозис: миф, магия и мистицизм в информационную эпоху

Анализ Уильямса безошибочен, но сосуществование магии и технологии не должно нас особенно удивлять. В конце концов, магия всегда применяла медиатехноло-гии для того, чтобы поражать своими чудесами умы. Наблюдения Уильямса могут показаться вам чем-то особенным, только если вы имеете довольно наивную веру в то, что использование продвинутых технологий автоматически превращает людей в закоренелых скептиков. Древние искусства убеждения вряд ли способны исчезнуть так быстро, особенно тогда, когда наука социальной инженерии, которую мы теперь называем маркетингом и «менеджментом восприятия», довела свои многочисленные техники до совершенства. По словам Уильяма Ковино, реклама — всего лишь один из примеров «магии овладения вниманием», которую применяют современные институты, колдовство психологического контроля, который он определяет как накладывание немногими символических ограничений на многих. Магия овладения вниманием использовалась и прежде автократичными духовными учителями и правительствами «и до некоторой степени практиковалась в том числе и учеными — этими хулителями магии, претендующими на то, чтобы говорить от лица официального знания» 146.

Лучшим примером магии овладения вниманием являются СМИ, которые не раз подвергались яростной критике со стороны социологов на протяжении всего XX века за ту власть, которую они демонстрируют над душой, эстетическим чувством и воображением человека. Ситуационист Ги Дебор с горечью разоблачил то, чему он дал знаменитое название «общество спектакля», эту «перманентную опиумную войну», которую капиталистические владыки ведут против общества с целью перевести человеческие мечты и желания в русло пассивного потребительства опосредованных образов и товарных фетишей. Эллюль анализировал общество спектакля в терминах пропаганды, в то время как Теодор Адорно и другие представители Франкфуртской школы критиковали его под именем «индустрии культуры», экономического аппарата, который в их представлении подорвал силы воображения, нарушил органические социальные функции популярной культуры и принизил критическую роль искусства. Хотя Адорно и скорбел о том, что Просвещение свело мир к мертвому телу, подлежащему инструментальному контролю, он также не строил иллюзий относительно целительной силы магического воображения в современном мире. Напротив, его яростные нападки на астрологию лучше всего иллюстрируют его собственное мнение, согласно которому оккультное уже вплетено в потребительскую культуру и эксплуатируется в магии овладения вниманием всех без исключения авторитарных институтов.

Сегодня страхи Дебора, Адорно и Эллюля могут казаться устаревшими и даже несколько экстравагантными, но необходимо помнить о том, что эти авторы создавали свои критические труды, когда еще жива была память о фашизме. В конце концов, Гитлер ставил свои электрифицированые спектакли вроде олимпиады, используя весь набор оккультных символов, приемов хитроумной пропаганды и активно задействовал, как сказал бы Маклюэн, «племенной барабан радио», для того чтобы вовлечь передовую индустриальную нацию в пучину вагнеровских страстей. Нынешнее состояние медиа представляется слишком открытым и хаотичным, чтобы стать почвой, на которой могли бы прижиться эти тоталитарные кошмары. Между тем образ освободительной и демократической силы информационного века должен пройти суровую проверку тем фактом, что планетарный медиатрафик захватила маленькая кучка поистине гар-гантюанского размера корпораций. И хотя в сегодняшней команде специалистов по раскрутке, менеджеров по продажам и корпоративных массовиков-затейников нельзя усмотреть даже намеков на идеологию, их «заклинательные танцы» направлены на то, чтобы благоприятственный бизнес-климат держался на всем земном шаре как можно дольше, часто в ущерб соображениям социального, культурного и экологического характера. Некоторые критики опасаются того, что мы можем окончательно попасть под непрестанно усиливающееся влияние могущественных и вездесущих медиапризраков и в результате их невидимая рука будет заранее приносить в жертву любую наметившуюся возможность реальных изменений.

Хотя граница между рынком и пространством воображения всегда была довольно расплывчатой, культурная индустрия Америки, похоже, во многих отношениях уже давно отказалась даже от того, что было. Золотые арки, трамповские башни, небоскребы Готама и пирамиды Лас-Вегаса [51] «Золотые арки» — McDonald's; «трамповские башни» — офисные здания, принадлежащие миллиардеру Дональду Трампу; «небоскребы Готама» — то есть Нью-Йорка; «пирамиды Лас-Вегаса» — построенные в виде пирамид отели-казино Лас-Вегаса. возвышаются над ландшафтом наших желаний. Наши коллективные символы сливаются воедино в муль-типлексах, наши архетипы получают торговые марки, лицензируются и продаются. Есть некая неосознанная ирония в слове «имажинерия», которое Дисней придумал по аналогии с «инженерией» для обозначения собственной индустрии по производству фантазмов. Прочие зачастую называют то же самое корпоративной колонизацией бессознательного. Таинственные силы логотипов, брэндов и знаков корпораций заклеймили пейзажи, товары и наши тела, облеченные в тщательно промаркированную одежду. Столетие назад практически вся реклама была текстовой, но сегодня все социальное поле пестрит иероглифами маркетинга — беспрецедентное явление в человеческой истории. В отличие от иероглифов собственно египетской традиции, наши мнемонические иконки репрезентируют не анимистические силы природы и не мощь социальной магии царей, но мощь корпоративной идентификации и товарного фетишизма. Многие потребители, особенно молодежь, привязаны к логотипам вроде Timberland и Stiissy, как если бы они были клановыми тотемами, а некоторые сотрудники компании Nike заходят так далеко в порыве энтузиазма, что даже татуируют знаменитый росчерк на бедрах и икрах, подтверждая пророческую догадку Маклюэна о том, что большие корпорации станут в скором будущем новыми родоплеменными объединениями.

Влияние племенных установок не ограничивается корпоративной культурой или логоманией отдельных жертв моды. С точки зрения антропологии многие молодежные субкультуры, которые как грибы проросли повсюду на Западе в послевоенные годы, могут считаться племенами. Моды, рокеры, хиппи, панки, скинхеды, уличные банды, фанаты Grateful Dead, футбольные фанаты, команды рэперов и рейверы — все эти массовые субкультуры используют некие герметические комбинации сленга, музыки, языка тела и тайных знаков для того, чтобы определить себя как компактную группу, чьи уникальные ритуалы и частые кочевки противопоставляются организованному разложению современной жизни. Для некоторых субкультур отзвуки трайбализма являются существенной частью жизненной программы: «семейства Радуги» подражают ритуалам индейцев, а «современные варвары» украшают себя готическим пирсингом, африканскими затычками для ушей и татуировками маори.