Юрий Шилов - Космические тайны курганов

Предыстория появления курганов уходит к середине IV тысячелетия до нашей эры, ко временам первых еги­петских пирамид и зиккуратов Месопотамии. Для степей от Дуная до Волги это было время смены присваиваю­щего хозяйства производящим: охоты и собиратель­ства — скотоводством и земледелием.

Немногочисленное население держалось речных бе­регов. Охотники и рыболовы, собиратели съедобных рас­тений и моллюсков старались врасти в среду обитания и поэтому были более оседлы, чем всецело зависящие от плодородия пастбищ и полей скотоводы и земледель­цы. Скотоводы отличались, понятно, особой подвижно­стью, а уклад их как нельзя лучше соответствовал про­сторам степей.

Оставив после себя наименьшее количество поселе­ний и полустертые веками следы кочевий, древнейшие скотоводы вошли в историю мировой культуры как соз­датели курганов — рукотворных холмов. Являя класси­ческий пример "нерациональной затраты труда", они за­ставляют современных исследователей видеть причину появления курганов то в резком росте авторитета вож­дей-патриархов (но ведь под первичными насыпями не­редко погребены и женщины, и даже младенцы...), то в особой психологии полукочевых степняков. Так, ака­демик Б. А. Рыбаков полагает, что "перегонявшие свои стада по открытым пространствам конные пастухи осо­знали округлую выпуклость видимой части земли лучше, чем это могли сделать земледельцы, пахавшие ограни­ченный участок", и что "овладение пространством ска­залось в идее кругозора, выражением которой стал кур­ган. Курган — это модель видимого мира, ограниченно­го кольцом кругозора".

Рациональное зерно в этом мнении есть, но оно ле­жит в почве уже развитого скотоводства, покоряющего просторы степей. Однако первые пастухи еще жались к приречным лугам, и там же, в низинах, среди камышей и болот, появились курганы. Они, конечно, не связыва­лись с "выпуклостью видимой части земли", а представ­ляли собой подобие островов, особенно в половодья.

Прообразом древнейших курганов, курганов-остро­вов, можно считать Каменную Могилу — не рукотворный, а естественный холм в пойме впадающей в Азов­ское море речки Молочной.

Похоже, что эта речка сохранила древнее название моря: Меотида ("материнское", "кормящее", "молоч­ное" море). Так нарекли его задолго до греков и ски­фов. А речка считалась кормилицей благодаря своей обширнейшей пойме, протянувшейся от побережья до Конских Вод, выводящих к лесистым Днепровским Плавням.

Это был оазис, рай посреди сухой полынной степи! И в этом раю была сложенная по воле всевышнего го­ра, как считали местные татары, или же "чудо приро­ды", как указывали русские карты времен покорения Крыма. Чудо-гора поражает и ныне, когда посреди од­нообразно-унылой равнины, окаймленной у самого го­ризонта стеной коренных берегов, возникает вдруг бу­рое, похожее на черепаху чудовище. Во времена таяния ледников это был громадный песчаниковый щит, вымы­тый из осадочных пород полноводнейшей пра-Молочной. Река подмыла его основание, ветры источили наподобие сот, а жара и морозы раскололи на множество плит. Под их сенью время от времени укрывались охотники, затем скотоводы, и во все времена совершали обряды жрецы.

Всемирную известность Каменной Могиле принесли тысячи изображений, выбитые и прочерченные на до­вольно твердом песчанике. Здесь можно увидеть вполне узнаваемые рисунки и таинственные сплетения всевоз­можнейших символов, пляски вокруг поверженных ма­монтов и скачки средневековых конников — таков куль­турно-хронологический диапазон почитания нерукотвор­ного холма.

При более внимательном осмотре Могила представ­ляется уже не черепахой, а головой быка. Его "мор­да" — наиболее крутой и скругленный у основания склон, обращенный строго на север, навстречу изгибу протекающей справа Молочной; его "рога" как бы ухо­дят под землю и поросли луговым разнотравьем.

Люди поняли это сходство еще в VII—V тысячеле­тиях до нашей эры, когда рядом с Могилой возникло по­селение древнейших из ныне известных в европейской части СССР скотоводов. Здесь найден очень древний каменный сосуд, украшенный по венчику изображением бычьих голов. А несколько позже на вершине холма бы­ло устроено его основное святилище — "Грот быка". Мы еще не раз обратимся к нему. Но сначала пройдем по щели "рта быка", рассекающей северный склон Камен­ной Могилы и прерывающейся обрывистым тупиком под гротом.

...Итак, мы вступаем в подобие галереи, камни кото­рой впитали дым костров и дыхание предков. Шуршит под ногами влажноватый песок, низкое небо набухает весенней грозой. Можно ее не бояться: нас укроет лю­бая из множества ниш. Если она, конечно, не занята змеями.

Слева от входа ожидает нас первый из знаков: изо­бражение остродонного, очень древнего сосуда, одна половина которого покрыта "решетками", а другая — горизонтально расположенными "елочками". Случайно ли сосуд изображен так близко к реке?

Миновав несколько невыразительных, не похожих на реальные предметы рисунков, оказываемся под "Север­ным гротом". Он невелик. Но сколько таинственного! Сквозь копоть и охру, не уничтоженных даже ветрами тысячелетий, снова проступают "решетки", знаки воды... Но зачем здесь лисица? Или вот эта гигантская рука, протянувшаяся к помещенной на своде "мотыге"?! А вот и хозяин: человекоподобная фигура, выступаю­щая из мрачной скалы. Почему это божество лишено го­ловы? Почему ниже молитвенно согнутой в локте ру­ки — все та же "решетка"?!

Мы все это поймем. Но не сразу: после того, как по­знакомимся с древними мифами. А сейчас надо двигать­ся к навесу в конце галереи.

Стена в два-три человеческих роста вся в ребрах вы­ступающих плит. Камни покрыты буровато-зеленым ли­шайником, из-под которого местами проступает медовая желтизна свежих сколов — следов недавно растаявших льдин... На плоском, скошенном к недрам Могилы участ­ке вырезано так называемое изображение № 1. Опять "решетки" и "елочки", но чрезвычайно отчетливые и до­полненные Х-образными знаками. Эта композиция по­мещена немного впереди и выше другой, представляю­щей подобие лодки с сидящим в ней человеком (рис.21).

Здесь можно долго стоять и гадать... но с притихше­го неба падают вдруг первые капли. И мы решаем, что грозу лучше переждать не среди этих дремлющих глыб, а в доме смотрителей заповедника. Спешим добежать. Ноги утопают в песке, путаются затем в какой-то ползучей траве, а в спину хлещет ветер с дождем и ревет-грохочет гроза над быкоподобной Могилой.

Возникает вдруг мысль о том, что Молочная может вспучиться, выйти из своих берегов... И тогда вновь вспоминается изображение лодочника у вершины Мо­гилы.

Символика лодки Каменной Могилы имеет глубокие корпи. Ее конфигурация отличается от десятков других, с загнутой кормою и носом, древнейшие изображения которых появились на берегах Нила, Евфрата и Тигра и распространились затем до Скандинавии и предгорий Алтая. Изображение каменномогильской лодки напоми­нает загадочные "челноки" днепро-донецкой культуры, изготавливавшиеся из мягких пород камня и служившие, вероятно, для шлифовки древка стрел. (Не отсюда ли происходит наше: "лодка стрелой мчится по глади ре­ки...") Подобную форму имели, наверное, и не сохранив­шиеся долбленки охотников и рыбаков днепро-донецкой культуры.