Ирина Галинская - Философские и эстетические основы поэтики Дж. Д. Сэлинджера

Этот композиционный прием прокомментирован всеми исследователями новеллистики Сэлинджера, но трактовка его каждым дана различная. По У. Френчу, например, параллель доказывает, что Джон — грубый человек, не посчитавшийся с чувствами детей ради излечения собственных душевных ран. К. Александер считает героя и его двойника символами одиноких, отчужденных отшельников, поскольку, по ее мнению, Сэлинджер смотрит на мир как на враждебную человеческой личности среду. С позиций экзистенциалистского литературоведения называет И. Хасан Джона Гедсудски одним из наивных мятежников послевоенной американской прозы. Р. Райт-Ковалева квалифицирует рассказ «Человек, который смеялся» как пародию на дешевый детектив, за который стоит «действительно благородная и несчастная душа полунищего студента». [102] Райт-Ковалева Р. К читателям (в кн.: Сэлинджер Дж. Д. Повести. Рассказы, с. 6). Ю. Я. Лидский пишет, что здесь показаны «неустроенность и неблагополучие мира». [103] Лидский Ю. Я. Очерки об американских писателях XX века. с. 206.

Рассказ «Человек, который смеялся» с его «главным чувством» — ужасом — призван создать у читателя настроение негодования. Согласно канонам древнеиндийской поэтики подобное настроение должно порождать у читателя или слушателя критическое отношение к изображаемому. Не забудем, что реалистическое отражение жизни также являлось одним из требований древнеиндийской поэтики! Если воспользоваться классификацией проявляемого значения (дхвани), рассказ «Человек, который смеялся» можно причислить к той категории произведений литературы, где «буквальный смысл входит в намерение поэта, но должен быть отнесен к другому, подразумеваемому объекту». [104] Щербатской Ф. И. — Теория поэзии в Индии. «Избранные труды русских филологов-индологов». М., 1962, с. 291. Проще сказать, рассказ «Человек, который смеялся» порицает неравноправие людей в том обществе, где имущественный ценз оказывается основным регулятором их взаимоотношений.

Рассказ впервые был напечатан в журнале «Харперс» в апреле 1949 г., и действие в нем происходит в этом же году.

Прекрасным наброском ущербного и сложного мира детской души, тонким анализом душевного состояния эмоционально отчужденного ребенка считают рассказ многие исследователи творчества Сэлинджера (У. Френч, Д. Стивенсон, Л. Фидлер, К. Александер, Дж. Стейнер и др.).

Герою рассказа «В ялике» Лайонелу Тенненбауму — четыре года. Мальчик убегает из дому, услышав, что в разговоре с поденщицей кухарка Сандра пренебрежительно отозвалась об его отце как о «большом, грязном июде». Хотя смысла выходки Сандры понять Лайонел не может, но ее грубый тон ранит его, тем более, что это уже не первая обида в его короткой жизни. Мать мальчика Бу-бу Тенненбаум (урожденная Беатриса Гласс) понимает, что при столкновении с жестокостью капиталистического окружения должно и можно выстоять, понимает и стремится научить этому своего ребенка. В американской критике существует, правда, мнение (И. Хассан), будто в рассказе «В ялике» писатель стремился исследовать прежде всего душевное состояние не самого Лайонела, а его матери, чтобы показать несоответствие между идеалом и действительностью.

То что рассказ направлен против антисемитизма, отметили еще Ф. Гвинн и Дж. Блотнер, но У. Френч позднее высказал предположение, будто кухарка Сандра — сама еврейка и она вовсе не собиралась оскорблять национальное достоинство мистера Тенненбаума. По мнению У. Френча, в этом рассказе Сэлинджер использует соображения Джеймса Джойса о трагических и драматических эмоциях, вложенные английским писателем в уста его героя Стивена Дедала в «Портрете художника в молодости». Критик считает, что влияние взглядов Джойса вообще чувствуется во многих произведениях Сэлинджера.

К. Александер также видит в рассказе «В ялике» известную несамостоятельность, подверженность литературным влияниям. Таковые она находит в самой структуре новеллы, построенной, по ее мнению, по законам детективов. Символику рассказа «В ялике» К. Александер рассматривает в свете экзистенциалистского литературоведения. Например, ялик, в котором сидит мальчик, она считает символом «детского эскейпизма», а мостки, к которым ялик привязан, — символом враждебного детям мира взрослых.

Какое же настроение хотел Сэлинджер создать у читателя этим рассказом? Ведь наивно было бы предполагать, что в нем просто показан побег нервного и избалованного современного ребенка.

Рассказ «В ялике» отражает состояние американского общества конца 40-х годов, т. е. времени, предшествовавшего годам маккартизма. Разобщенность людей, их недоверие и враждебность друг к другу, расслоение в соответствии с имущественным положением — все это имеет место в маленьком мирке семьи Тенненбаумов и ее окружения, а ребенок своими побегами из дому чутко реагирует на неблагополучие в окружающем его мире.

«Главное чувство» рассказа «В ялике» — мужество, а поэтическое настроение, им вызываемое, — героика. И действительно, иначе, чем мужественным, не назовешь поведение мальчика, который уже с двух лет убегает из дому, протестуя против малейшей несправедливости, даже не всегда осознанной им самим. Ведет себя мальчик при этом поистине героически: «Нашли его уже ночью, в четверть двенадцатого, а дело было… в середине февраля… Он сидел на эстраде, где днем играет оркестр, и катал камешек взад-вперед по щели в полу. Замерз до полусмерти, и вид у него был уж до того жалкий». Мужество проявляет и мать, когда выясняет причину его побега: «Сандра сказала миссис Снелл… что наш папа… большой… грязный… июда. — Ну это еще не так страшно, — сказала Бу-бу. — Это еще не самая большая беда… А ты знаешь, что такое иуда, малыш? — Чуда-юда… Это в сказке… такая рыба-кит». Игра слов (в древнеиндийской поэтике она именуется шлеша), на которой построен рассказ, в оригинале звучит: «kike — kite». [105] Эквивалент «иуда — чудо-юдо» удачно найден переводчицей Н. Галь (Сэлинджер Дж. Д. В ялике. — «Новый мир», 1962 № 4).

Наряду со сравнением и гиперболой игра слов может выступать не только в качестве независимой риторической фигуры, но и образует семантическую фигуру, имеющую проявляемое значение, поскольку в ней присутствуют по меньшей мере два семантических ряда. Двузначность слова «kite» («воздушный змей» и «делать что-либо с необычайной силой») помогает выявлению подсказанного проявляемого значения. Внушаемое рассказом настроение героизма, мужества подчеркивается «военно-морской» терминологией в разговоре матери с мальчиком. Мужественное настроение создает и эпизод с цепочкой для ключей (которую Лайонел бросает в воду, хотя давно мечтал получить в подарок именно такую вещь) и с маской для ныряния (ее мальчик также швыряет в воду, хотя она хранилась в семье как память о его умершем дяде, брате Бу-бу Симоре Глассе).