Сергей Максимов - Куль хлеба и его похождения

В черных, или лиственных, лесах, в смеси берез, осин, рябин, попадается липа иногда в таком множестве, что липовые деревья вырастают семействами, целыми сплошными лесами. Возвышенный кряж средней России, отделяющий притоки Дона от рек, впадающий в Волгу, покрыт почти сплошь липовым лесом. Отсюда липа идет к северу до верховьев Ветлуги — притока Волги и Юга — притока Северной Двины. Здесь, на другом водоразделе земной возвышенности, начинается краснолесье сплошное, кончается область липы — любимого дерева Петра Великого, насадившего собственными руками большие сады в Петербурге, Киеве, Воронеже, Полтаве, Петергофе, Риге — сады лип, составляющих одно из важнейших дерев русского сельского хозяйства. Липа цветет нежным, душистым цветом, целебным как всем известное потогонное средство и, между прочим, весьма любимым пчелами. Дикие пчелы очень охотно водятся в липовых лесах, а потому там процветает пчеловодство. В самые древние времена славяне, живя в лесах и называясь за то древлянами, платили дань медом и воском. В наши времена много таких мест в подобных лесах, где люди от липовых лесов получают пропитание и живы липой потому только, что дикие пчелы любят деревья эти, носят сюда мед и приготовляют воск. Лучший мед — благовонный, рассыпчатый и белый, почти как снег, называется липовым и набирается пчелами с липовых цветов. В липовых дуплах пчелы строят ульи; из липовых колод, или кряжей, пчелиные борти — искусственные ульи для тех пчелиных роев, которые отделяются и отлетают прочь от главных роев. Чем выше на деревьях борти, тем лучше для пчел: иногда подняты они от земли сажен на 5 и на 6. Подняться туда — особое искусство, и мужик-бортник в этом деле, как ловкий акробат, показывающий свои штуки за деньги. Здесь показ даром, и дело для дела. Из липового дерева, очень мягкого и нежного — и лагуны, то есть выдолбленные ведерки для хранения меда, для ссыпки зерна (особенно семенного), и множество всяких изделий от ложки до чашки для домашнего крестьянского обихода. Из бревен жгут самый лучший поташ — щелочную соль, пригодную на множество потреб в общежитии. Но всего этого еще очень мало. Десятки тысяч народа находят в липовых лесах себе пропитание только потому, что липа, как и всякое другое дерево, состоит из коры, луба, древесины и сердцевины. Древесина идет на постройки (зданий) и поделки (крестьянской деревянной посуды). Из молодого луба, то есть волокнистого, неокрепшего подкорья, получают лыко (дерут лыки). Из старого луба, со старых лип, сдирают мочало. Из лык молодых деревьев плетут лапти — обыкновенную русскую обувь, а подковыривая лыковое плетенье веревками из старых канатов, получают эту дешевую обувь дома, непокупную. Только в сытых богатых местах русские крестьяне оделись в кожаные сапоги: во всех лесных местах щеголяют они в лаптях: там, говорят, сосна кормит, липа одевает. Из сосны, из ее молодых, не отвердевших еще слоев древесины делают муку и прибавляют к хлебной муке по нужде малохлебья и из боязни всегда вероятных голодовок. Перерубая старые липы (что делают обыкновенно весною, когда дерево в соку), получают кряжи известной длины (в 41/2 сажени). Прорезая на них кору и луб до древесины, получают то, что называют в продаже лубьем и из чего делаются короба — ящики для товаров. Это лубье, содранное с дерева, закатывается в трубки; трубки спускают в мочило или загороженное в лесных ручейках место и нагнетают слоем каменьев. В воде лубье лежит до заморозков, когда его вынимают, раскладывают корою вниз и с помощью кочедыка — короткого шила, отделяют явственно видимый слой мочалы. В образовавшуюся таким образом щель вводят палку и, придерживая одной ногой кору, другой двигают палку по мере того как руками отдирают волокна, или мочалу, названную так в отличие от немоченых лык, потому что мокла в воде. Три-четыре хороших работника могут в день вынуть 50 трубок и снять с них мочалу. Мочало для стока воды развешивают до зимы. В долгие и темные зимние вечера начинают ткать кули, половики, рогожи и лучший и более прочный вид последних — циновки. В день два рабочих могут выткать двенадцать кулевых рогож. Для тканья мочальных рогож тот же закон, как для всех материй, какие мы носим на платье, не исключая дорогих и роскошных шелковых и бархатных. Крайности сходятся. Для рогож нет только освещенных газом фабрик и просвещенных фабрикантов, меньше чести и уважения. В лыко обутый, лыком подпоясанный простоплетеный мужичок лесных губерний и липовых ветлужских лесов устраивает свою ткацкую фабрику очень нехитро: уставляет два дерева концами в стену, а другими в стойку. Это стан. Вдоль идут рогожные закраины, а от них мочальная основа, то есть продольные ленты, основанные на нехитром стану и пропущенные в берды. Бердами, которые приспущены сверху, но ходят на блоке, приколачивается к основе уток, то есть поперечное тканье, а в этом деле — нарезанные ленты мочала в ширину рогожи. Уточные ленты пропускаются в основу деревянной иглой, прибиваются палочкой или трепальцем — лопаткой и защелкиваются бердом. Бердо (род гребня с деревянными зубьями, сквозь которые продеваются нити основы) — рогожное такое устройство, что одна мочалина идет между зубьями, а другая продевается сквозь самый зуб. Деревянная игла заменяет на этот раз челнок обыкновенных носильных бумажных, шерстяных и шелковых тканей — челнок или колодочку с носками на оба конца и с гнездом в середине, куда вставляется не иглой, а руками через каждый ряд основы, и прибивается бердом, в котором каждая мочалина основы пропускается сквозь спицы. Такое продеванье замедляет дело, отчего на Ветлуге перестали делать рогожи, находя промысел невыгодным. Когда уточное мочало пропущено в основу, концы утока срезывают и закручивают, заплетая с концами основы на соломенных жгутах, как и быть надо продажной рогоже. Посмотреть на это дело четверть часа ребенку — значит все понять и узнать, как делается эта материя, из которой шьют кулье. Впрочем, очень часто ткут рогожу и дети (двое), третий, взрослый, сортирует мочало: более прочное и лучшее идет на основу, худшее поступает на уток. Вот и материя, которая во многих случаях так важна и пригодна: бурлаки на Волге распорют куль, приладят мочалу да и пустят рогожу на парус. Купцы-хлебники кладут кулевые рогожи в сенях и комнатах вместо ковра обтирать ноги хлебным продавцам и бурлакам, а сами, под защитой их, натянутых на кибитки, в снег и ветер переезжают с базара на ярмарку, с ярмарки на пристань, в полном удовольствии и безопасности. И здесь, в Петербурге, укутываются в нее от дождя и снега те ломовые извозчики, которые перевозят тот же хлеб с Калашниковой хлебной пристани в городские мучные лабазы. В том же куле укрывается хлеб, а подчас и мука.