Борис Захава - Мастерство Актера и Режиссера

Конечно, Чичиков и играющий его актер любят лошадей или увлекаются сельским хозяйством по-разному, но если в этом разном есть хотя бы едва приметная общая точка, этого достаточно: отсюда, от этой точки, начнется процесс сращивания актера с образом.

"Искусство и душевная техника актера, — пишет Станиславский, — должны быть направлены на то, чтобы уметь естественным путем находить в себе зерна природных человеческих качеств и пороков, а затем выращивать и развивать их для той или другой исполняемой роли.

Таким образом, душа изображаемого на сцене образа комбинируется и складывается артистом из живых человеческих элементов собственной души, из своих эмоциональных воспоминаний и прочего"1.

Итак, когда актер мечтает от лица своего героя, необходимо в этих мечтах иметь точку соприкосновения личности актера с создаваемым образом. Этой точкой может быть не только невинное пристрастие актера, но также и зерно какого-нибудь порока. Поэтому актер даже не всегда и расскажет о своих мечтах в качестве образа: иной раз он постесняется выставлять напоказ глубоко интимную сторону своей работы над ролью. Но это и не требуется, — важно, чтобы эти мечты питали творческую веру актера и сращивали его с образом. В дальнейшем процессе вынашивания образа эта тоненькая ниточка интимной связи между актером и образом будет играть роль пуповины, через которую актер станет насыщать зародыш будущего образа плодами своей творческой фантазии.

Если творческая фантазия артиста создаст в конце концов такую, например, чичиковскую мечту, которая, будучи в чем-то интимно близкой самому артисту, начнет по-настоящему волновать его, то это будет означать, что найдена сверхзадача образа. Мечта, ставшая сверхзадачей,— это источник темперамента роли, это то, ради чего можно делать все, что делает герой. То есть, играя Чичикова, ездить от помещика к помещику и с необыкновенной настойчивостью добиваться от каждого продажи мертвых душ: ведь мертвые души — путь к обогащению. Теперь всякое препятствие, малейшее затруднение на этом пути начнет волновать актера, вызывать в нем раздражение, досаду, гнев, — а всякая удача, наоборот, будет радовать, вселять надежду, стимулировать его настойчивость. И все это потому, что перед его умственным взором стоит волнующий образ его мечты, осуществление которой то приближается (слава богу, Собакевич согласился продать мертвые души!), то, наоборот, отдаляется (Коробочка, черт бы ее взял, никак в толк не возьмет, чего от нее хочет Чичиков).

Так благодаря увлекательной для артиста мотивировке ему становится нужно то, что нужно герою. В результате пробуждается темперамент актера, желание действовать, бороться за достижение поставленной цели. Задачи, действия и стремления образа становятся задачами, действиями и стремлениями самого актера. Так реализуется третий, обобщенный смысл вахтанговской формулы: "Мне нужно". На основе этой формулы актер приобретает необходимую убежденность в правильности своих слов и действий на сцене. Вместе с убежденностью приходит и сценическая свобода, а также творческая вера в правду вымысла, которая заставляет и зрителей верить во все, что происходит на сцене.

Итак, мы видим, что путь к сценической вере — это убедительное для актера объяснение, увлекательная для него мотивировка всего, что происходит на сцене и что он сам делает в роли. Секрет актерской веры — в хорошо найденных ответах на вопросы: почему? зачем? (для чего?). К этим основным вопросам можно прибавить и ряд других: когда? где? каким образом? при каких обстоятельствах? и т. п. Ответы на такого рода вопросы К. С. Станиславский называл "сценическим оправданием".

Что значит оправдать? Это значит — объяснить, мотивировать. Однако не всякое объяснение имеет право называться "сценическим оправданием", а только такое, которое целиком реализует формулу "Мне нужно". Для того чтобы стать сценическим оправданием, мотивировка, во-первых, должна быть верной (т. е. соответствовать идее данного образа и всего спектакля) и, во-вторых, предельно убедительной, или даже больше чем убедительной — увлекательной для самого актера.

Итак, сценическим оправданием мы будем называть верную для спектакля и увлекательную для самого актера мотивировку.

Мотивировку — чего? Всего, что находится и происходит на сцене. Ибо на сцене не бывает ничего такого, что не нуждалось бы в верной и увлекательной для актера мотивировке, т. е. в сценическом оправдании. Оправданным на сцене должно быть все: место действия, время действия, декорации, обстановка, все находящиеся на сцене предметы, все предлагаемые обстоятельства, костюм и грим актера, его повадки и манеры, действия и поступки, слова и движения, а также действия, поступки, слова и движения партнера — словом, все, решительно все!

Почему используется именно этот термин — оправдание! В каком смысле оправдание? Разумеется, в особом сценическом смысле. Оправдать — значит сделать для себя правдой. При помощи сценических оправданий, т. е. верных и увлекательных мотивировок, актер превращает для себя (а следовательно, и для зрителя) вымысел в художественную правду.

Как видим, это не имеет ничего общего с моральным или юридическим значением слова "оправдать". Оправдать в сценическом смысле поведение какого-нибудь негодяя, например, шекспировского Яго, — это отнюдь не значит признать его невиновным в тех преступлениях, которые он совершает. Это значит — установить мотивы и цели его отвратительных поступков и таким образом объяснить его поведение. В результате этого объяснения наш моральный приговор над Яго может оказаться еще более строгим и беспощадным, чем без этого объяснения.

Значение сценических оправданий в работе актера огромно. Чем добросовестнее и чаще прибегает артист к этому средству стимулирования сценической веры, тем большего мастерства он достигает в области внутренней техники. Такому актеру ничто не страшно на сцене. Никакие случайности и неожиданности его не смутят, он с честью выйдет из любого положения. Его не испугает ни опоздание партнера на выход, ни неожиданное отсутствие на сцене какой-нибудь необходимой для игры вещи, ни забытая им самим или партнером реплика — словом, ничто не нарушит процесса его жизни в качестве образа и не поставит в тупик. Ибо против всех случайностей и неожиданностей у него есть превосходное оружие, и он им отлично владеет. Таким оружием в руках актера-мастера и является сценическое оправдание.

Всякая случайность на сцене немедленно должна быть оправдана — так гласит закон внутренней техники актерского искусства. При помощи оправдания случайность включается в логику сценической жизни. Больше того, она может быть использована как новое обстоятельство в жизни героя, открывающее возможность для нахождения новых, интересных и ярких сценических красок.