Андре Каспи - Повседневная жизнь Соединенных Штатов в эпоху процветания и «сухого закона»

Лига была скорее популистской. С 1922 года ее влияние начало снижаться, хотя в Северной Дакоте она еще сохраняла определенное влияние. Беспартийная лига стояла у истоков другой партии — Фермерской рабочей партии, которая выдвинула в 1924 году своего кандидата на президентских выборах и продолжала сохранять влияние и после двадцатых годов.

Несмотря на это возрождение общественного движения, фермерам не удалось добиться от органов государственной власти удовлетворения своих требований. Правда, сенаторы и представители сельскохозяйственных штатов создали в Конгрессе так называемый фермерский блок (farm bloc), группу, объединяющую также такие профессиональные организации, как AFBF, la Grange national, отдельные группировки фермеров. Внутри фермерского блока наблюдался раскол между политическими партиями. То, что их объединяло, — это защита интересов фермеров, но эта защита оставалась довольно ограниченной. Существовала необходимость создать рынок сбыта. Были приняты законы о расширении кредита, о железнодорожных тарифах, о статусе кооперативов, о федеральной поддержке строительства дорог. Таможенный тариф, принятый в 1922 году, поднял еще выше барьеры, защищавшие пшеницу, кукурузу, мясопродукты, сахар и шерсть, производимые в США. Меры эти, безусловно, были важны, но недостаточны. С 1923 года фермерский блок самораспустился, частично потому, что первые требования были удовлетворены, а частично потому, что кризис пошел на спад, и фермеры не считали нужным объединяться, когда им улыбнулось процветание.

Напротив, стали очень много говорить о плане Пика—Джонсона. Джордж Н. Пик и Хью С. Джонсон были агрономами и хотели добиться того, чтобы сельское хозяйство занимало в государстве такое же место, как и промышленность. Их программа появилась в 1922 году под названием «Равенство для сельского хозяйства» и покорила Генри Уоллеса, министра сельского хозяйства и отца будущего вице-президента США. План Пика- Джонсона побудил федеральных законодателей подготовить законопроект, более известный под именем его авторов, Мак Нари и Хогена. Он предусматривал создание правительственного агентства с фондовым капиталом в 200 миллионов долларов. Это агентство должно было бы закупать сельскохозяйственную продукцию, чтобы обеспечить в стране паритет покупательной способности с довоенными ценами.

Вот пример, позволяющий лучше понять эту систему. Предположим, ЧТО В 1923 году общий индекс цен составлял 156. Пшеницу продавали перед 1914 годом по 98 центов за буасо, а в 1923-м — только по 92 цента. Чтобы обеспечить паритет, нужно было продавать пшеницу по 98 центов х 156 процентов, то есть 1,53 доллара. Агентство покупало бы тогда пшеницу по 1,53 доллара, а затем перепродавало ее по мировой цене, увеличенной на размер таможенной пошлины, предположим, по 1,42 доллара на американском рынке и по мировой цене в один доллар на мировом рынке. С одной стороны, фермеры получили бы больше за свою продукцию. С другой, разница между закупочной ценой, практикуемой агентствами, и ценой продажи была бы справедливо разделена между фермерами.

Организации фермеров с воодушевлением встретили этот законопроект и энергично отстаивали его. Но бизнесмены, доминирующие в республиканской партии, вовсе не хотели подобного вмешательства федерального правительства в экономику. Им удалось переубедить Белый дом. В результате законопроект был отклонен четыре раза — то Конгрессом, то путем вето президента. В пятый раз он был представлен в 1928-м, за год до Всемирной депрессии. А фермеры все еще надеялись, что Конгресс реально займется их судьбой.

Это поражение фермеров убедительно свидетельствует об особенностях процветания. Значительная часть фермеров совсем немного воспользовалась техническими достижениями того времени. Для них кризис начался намного раньше октября 1929 года, а депрессия, охватившая промышленность и коммерцию в 1930 году, тем сильнее ударит по фермерам, которые все еще не выбрались из послевоенного застоя. По меньшей мере, можно сказать, что американское сельское хозяйство переживало нелегкий период в двадцатые годы как в плане экономических интересов, так и того места, которое оно занимало в государстве. Конечно, не все фермеры были жертвами. Но все они знали, что с этих пор сельская Америка больше не обладает решающим голосом и зависит теперь от Америки индустриальной и финансовой, мощной и влиятельной.

Поразительно, насколько сильное впечатление производили американки на европейцев. Токвиль, посетивший Соединенные Штаты в середине XIX века, представил увлекательный отчет о жизни молодой республики. Несколько глав он посвятил юным американкам и замужним женщинам.

То, что поразило его больше всего, — это независимость молодых девушек, добровольно взваливающих на себя бремя брака: «Американка никогда не попадает в брачные сети словно в западню. Ей заранее разъясняют всё, чего ждут от нее как от жены, и она самостоятельно и добровольно взваливает на себя это ярмо. Она мужественно мирится с новыми трудностями, так как именно она сделала этот выбор…. Американки выходят замуж только тогда, когда осознают, что созрели для этого шага; в то же время в других странах большинство женщин обычно начинают набираться опыта и осознавать всю меру ответственности уже в ходе брачной жизни»*.

По этому поводу можно было бы привести еще много аналогичных высказываний. Восемьдесят лет спустя после Токвиля, например, Андре Тардье пишет в том же духе: «Ощущение равенства полов проявляется в США гораздо ярче, чем где бы то ни было…. В Америке… молодая девушка выходит замуж в силу традиции. Но она не ощущает себя, будучи замужем, ущемленной в правах, попавшей в зависимость. Она сохраняет себя как личность, отстаивает собственные идеи, интересы. Она сама по себе представляет социальную ценность, к которой замужество ничего не добавляет, а иной раз — даже несколько отнимает». [39] Tardieu. Notes sur les Etats-Unis. Calmann-LЈvy, 1908. Pp. 53–54.

Словом, американка уже до 1914 года считалась символом свободы. По сравнению с женщинами Европы она была эмансипированной, равной мужчине. Тогда возникают два вопроса. Зачем говорить об освобождении женщин в двадцатые годы, если они были свободны гораздо раньше? Действительно ли условия, в которых находились американки в эпоху процветания, заслуживают такого восторженного отношения или их просто представляют в слишком розовом свете? Откровенно говоря, этот миф расставляет нам сети на каждом шагу.

Несомненно, мы оказались жертвами иллюзии, созданной литературой и кинематографом. Сначала появляется новый женский силуэт: короткие платья и юбки, выше щиколотки или до колен, стрижки… Американка курит сигарету, помещенную в длинный мундштук, ходит на высоких каблуках, развлекается, танцует чарльстон, проезжает тысячи километров в собственном автомобиле, стремится воспользоваться любой возможностью, чтобы насладиться жизнью, словно сняты любые запреты. Клетка открыта — птичка, наконец, летает, не испытывая ни малейшего затруднения.