Николай Стороженко - Предшественники Шекспира

Интерлюдіи Гейвуда представляютъ собою высшее выраженіе реальнаго, народно-бытоваго элемента въ старинномъ англійскомъ театрѣ. Составляя совершенно самостоятельную драматическую особь, не имѣющую ничего общаго ни съ мистеріями, ни съ моралите, онѣ по формѣ своей непосредственно примыкаютъ къ святочнымъ рождественскимъ фарсамъ и къ тѣмъ дышащимъ правдой и юморомъ сценамъ, съ которыми мы познакомились въ вэкфильдскихъ мистеріяхъ. Въ лицѣ Гейвуда народно-бытовой элементъ еще разъ оказываетъ услугу англійской драмѣ, выводя ее изъ идеальной области мистерій и изъ безжизненныхъ обобщеній моралите въ сферу живыхъ современныхъ типовъ, выросшихъ на почвѣ реальнаго изученія дѣйствительности. Правда, и Гейвудъ заплатилъ дань своему вѣку: и ему не разъ приходилось переступать очерченный имъ вокругъ себя кругъ и писать пьесы съ аллегорическими характерами, пересыпая ихъ нравственными сентенціями (The Play of the Weather, The Play of Love и др.), но эти произведенія ничего не прибавили къ его литературной славѣ и едва-ли даже предназначались для представленія. Обновленіе англійской драмы условливалось путемъ ея обращенія къ забытымъ народнымъ началамъ. Но заимствуя изъ стариннаго народнаго театра внѣшнюю форму своихъ произведеній, Гейвудъ наполнилъ ихъ новымъ содержаніемъ, новыми типами. Разсматриваемыя со стороны своего содержанія, интерлюдіи Гейвуда имѣютъ большое историческое значеніе. Отъ нихъ вѣетъ рѣзкимъ воздухомъ эпохи Возрожденія; онѣ, знаменуютъ собой весьма важный моментъ въ исторіи развитія англійской мысли, а именно — предшествующій реформѣ — моментъ скептическаго отношенія къ средневѣковымъ идеаламъ. По нимъ можно судить объ успѣхахъ, сдѣланныхъ свободной мыслью въ Англіи въ промежутокъ отъ XIV до XVI стол. Нападки на поборы римской куріи и безнравственность духовенства не были новостью въ Англіи; еще въ XIV стол. Чосеръ и авторъ Vision of Piers Plowman выставляли на позоръ пороки священниковъ и монаховъ, и Виклефъ открыто проповѣдывалъ противъ нищенствующихъ орденовъ, считая ихъ главнымъ зломъ папскаго режима въ Англіи; онъ называлъ монаховъ "дохлыми собаками" (dead dogs), отъ которыхъ во что бы то ни стало должна быть очищена страна; но всѣ эти нападки исходили отъ людей, почти не считавшихъ себя католиками, не скрывавшихъ своего презрѣнія къ римской іерархіи и, подобно Виклефу, можетъ быть называвшихъ самого папу антихристомъ. Теперь же удары наносятся церкви однимъ изъ вѣрнѣйшихъ сыновъ ея, человѣкомъ, который всею жизнью доказалъ свою безкорыстную преданность католицизму. Скептическое отношеніе къ авторитету церкви и къ ея установленіямъ, бывшее въ XIV в. удѣломъ нѣсколькихъ избранныхъ умовъ, въ началѣ XVI сдѣлалось общимъ достояніемъ 84). Невѣжество, развратъ и шарлатанизмъ католическаго духовенства были осуждены тогда общественнымъ мнѣніемъ всей Европы. Франція зачитывалась Рабле; Германія — Гуттеномъ, Эразмомъ — вся Европа; въ Римѣ — самомъ центрѣ католицизма — была представлена въ присутствіи папы Льва X и его двора комедія Маккіавели Mandragola — злѣйшая сатира на продажность и безстыдный іезуитизмъ итальянскаго монашества. Въ 1511 г. на съѣздѣ англійскаго духовенства Колетъ, настоятель церкви св. Павла, смѣло обличалъ безнравственность священниковъ, монаховъ и жадность епископовъ, прибавляя, что самыя ереси не такъ опасны для церкви, какъ развратъ ея членовъ. Что же удивительнаго, что Гейвудъ былъ увлеченъ общимъ потокомъ и рѣшился присоединить свой голосъ къ хору протестующихъ голосовъ 85), когда сами служители церкви требовали безотлагательныхъ реформъ въ ея нѣдрахъ? Другъ Гейвуда, знаменитый Томасъ Моръ, запечатлѣвшій смертью свою вѣрность церкви, въ своихъ письмахъ язвительно смѣется надъ суевѣрнымъ церемоніаломъ и мнимыми чудесами католицизма 86). Дѣло въ томъ, что Колетъ, Моръ, Эразмъ Роттердамскій и др. считали развратъ духовенства, торговлю мощами, индульгенціи и т. п. злоупотребленія болѣзненнымъ наростомъ, который легко могъ быть снятъ безъ посягательства на единство церкви и, подобно Саванаролѣ, требовали, чтобъ она сама очистила себя отъ нихъ. Приведенные факты даютъ намъ возможность уяснить себѣ положеніе, принятое Гейвудомъ въ церковномъ вопросѣ. Въ молодости онъ, увлеченный духомъ времени, можетъ быть самъ не сознавая важности сдѣланнаго шага, разоблачилъ и выставилъ на всеобщій позоръ шарлатанство, развратъ, — всѣ низкія продѣлки римско-католическаго духовенства и тѣмъ косвенно послужилъ дѣлу реформы, но впослѣдствіи, когда католицизмъ сдѣлался изъ господствующей религіи религіей угнетенныхъ, Гейвудъ опомнился, увидѣлъ, что зашелъ далеко — и круто повернулъ назадъ. Онъ счелъ своимъ нравственнымъ долгомъ покончить навсегда съ тѣмъ родомъ сочиненій, съ которыми были связаны воспоминанія о церковномъ расколѣ; по крайней мѣрѣ въ его позднѣйшихъ произведеніяхъ мы не встрѣчаемъ уже прежнихъ знакомыхъ типовъ. Напротивъ того, терзаемый укорами совѣсти, желая загладить прошлыя увлеченія пагубными идеями вѣка, онъ пишетъ длиннѣйшую аллегорическую поэму о Паукѣ и Мухѣ (Spider and Fly, 1556), гдѣ подъ видомъ мухи, попавшей въ лапы паука онъ аллегорически изображаетъ печальную судьбу католической религіи въ Англіи.

Своими мастерскими сценами изъ народной жизни Гейвудъ положилъ начало англійской народной комедіи; въ его произведеніяхъ англійская драма пришла повидимому къ сознанію, что служеніе реальнымъ потребностямъ жизни есть задача достойная драматурга. Въ какой степени важность этого рѣшительнаго обращенія къ реальному было сознаваема самимъ Гейвудомъ — рѣшить трудно. Весьма вѣроятно, что, подобно живописцамъ фламандской школы, Гейвудъ не считалъ себя реформаторомъ въ искусствѣ и во всякомъ случаѣ не подозрѣвалъ всѣхъ плодотворныхъ послѣдствій принятаго имъ направленія. "Кто же могъ предполагать въ то время — говоритъ Прудонъ въ своемъ сочиненіи объ Искусствѣ — что смѣлая мысль представить простыхъ людей за ихъ ежедневнымъ дѣломъ, придавая особый блескъ и точность отдѣлкѣ — есть самая великая мысль, которая когда либо приходила въ голову художника". Впрочемъ вопросъ о томъ, какъ относился Гейвудъ къ своимъ произведеніямъ, весьма важный для его біографіи, нисколько не мѣняетъ сущности дѣла. Для насъ важно, что сѣмя, сознательно или безсознательно брошенное Гейвудомъ, принесло плодъ, что живительная струя реализма, привитая имъ англійской драмѣ, не изсякла на безжизненной почвѣ моралит е , но оплодотворила ее собою и понемногу преобразовала самыя моралит е въ настоящую комедію нравовъ. Какимъ образомъ совершилось это преобразованіе съ одной стороны подъ вліяніемъ интерлюдій Гейвуда, съ другой, при посредствѣ литературныхъ традицій классической древности, — мы увидимъ въ слѣдующей главѣ; а теперь, разставаясь съ Гейвудомъ, скажемъ нѣсколько словъ о художественныхъ достоинствахъ его произведеній.