Николай Стороженко - Предшественники Шекспира

Тамерлань. Теперь, Магометъ, если ты обладаешь могуществомъ, сойди съ неба и сотвори чудо; въ противномъ случаѣ ты не заслуживаешь почитанія, такъ какъ ты допустилъ, чтобы огонь сжегъ книгу, заключающую въ себѣ сущность твоего вѣроученія и т. д.

Впрочемъ похвальба молодецкая и кощунство надъ святыней не прошли Тамерлану даромъ: черезъ нѣсколько часовъ безъ всякой причины онъ почувствовалъ себя дурно, слегъ въ постель и въ скоромъ времени умеръ. Но и на смертномъ одрѣ Тамерланъ является такимъ же героемъ, какимъ былъ всегда на полѣ битвы. Онъ знаетъ свою близкую кончину, но ему кажется, что сама смерть пугается его грознаго взгляда. "Смотри, Течеллъ, говоритъ онъ одному изъ своихъ приближенныхъ, какъ блѣдная и дрожащая отъ страха смерть направляетъ на меня свое смертоносное копье. Она не можетъ выносить моего взгляда, но стоитъ мнѣ только обернуться въ сторону, какъ она тотчасъ же снова начинаетъ подкрадываться ко мнѣ. Иди прочь, негодная, на поле битвы, и я взвалю тебѣ на плечи души тысячи убитыхъ мною враговъ. Смотри — она ушла! Нѣтъ она возвращается снова. Пойдемъ, Течеллъ, и заставимъ ее тащить свою добычу въ адъ". Потомъ, призвавъ къ себѣ своихъ сыновей, Тамерланъ убѣждаетъ ихъ продолжать начатое дѣло завоеванія міра, а старшему изъ нихъ завѣщаетъ свою корону. Покончивъ такимъ образомъ съ земными дѣлами, онъ приказываетъ принести гробъ Зенократы, останавливаетъ на немъ свой потухающій взоръ и умираетъ, оплакиваемый своими сыновьями и войскомъ…

Въ чемъ же состоитъ реформа англійской драмы (подъ именемъ драмы мы разумѣемъ исключительно трагедію, такъ какъ комедія получила художественную обработку гораздо раньше, подъ рукой Гейвуда и Юдолла), предпринятая Марло и возвѣщенная имъ съ такой торжественностью въ прологѣ къ Тамерлану? Неужели заслуга его ограничивается только изгнаніемъ буффонства клоуновъ, да замѣной риѳмованныхъ стиховъ бѣлыми? Мы думаемъ иначе. Въ прологѣ къ Тамерлану, который можетъ быть названъ манифестомъ новой школы, Марло перечисляетъ недостатки стариннаго англійскаго театра, которыхъ нужно избѣгать, но ничего не говоритъ о принципѣ, на которомъ должна быть построена новая драма, справедливо предполагая, что онъ долженъ быть угаданъ художественнымъ инстинктомъ каждаго драматурга. А между тѣмъ въ проведеніе этого плодотворнаго принципа въ драматическое искусство и заключается главная заслуга Марло. До него драма была только чередованіемъ кровавыхъ событій, съ рядомъ потрясающихъ сценъ, связанныхъ между собой чисто внѣшнимъ механическимъ способомъ. Марло первый попытался придать ей болѣе художественную организацію, поставивъ въ центрѣ дѣйствія одну грандіозную личность, одну преобладающую страсть. Основной мотивъ дѣятельности Тамерлана есть его безграничное честолюбіе, жгучая жажда власти, которая, въ соединеніи съ другими второстепенными свойствами его характера, дѣлаетъ изъ него типъ честолюбца и завоевателя. Единство трагедіи (мы говоримъ о первой части Тамерлана) состоитъ въ томъ, что всѣ лица приведены въ соотношеніе съ этой роковой трагической чертой его характера — возвышаются и гибнутъ черезъ нее. Нѣтъ нужды, что въ обрисовкѣ характера своего героя Марло нарушилъ законъ не только исторической, но и психологической вѣроятности, заставивъ восточнаго деспота, ежеминутно топчущаго ногами человѣческую личность, питать рыцарское обожаніе въ женщинѣ и изливаться въ гимнахъ любви и красотѣ, достойныхъ средневѣковаго трубадура, что имѣя дѣло съ публикой, привыкшей къ богатому и разнообразному содержанію, онъ приплелъ къ главному дѣйствію (особенно во второй части пьесы) нѣсколько эпизодовъ, стоящихъ съ нимъ въ весьма отдаленной связи (напр. эпизодъ о войнѣ Орвана съ Сигизмундомъ Венгерскимъ), во всякомъ случаѣ Тамерланъ Марло имѣетъ великое историческое значеніе, какъ первая попытка вывести трагедію изъ хаотическаго состоянія и осмыслить ея содержаніе внутренними мотивами. Прогрессъ въ этой области драматической поэзіи сталъ возможенъ только тогда, когда въ развитіи ея содержанія была выдвинута на первый планъ внутренняя психологическая основа, и въ этомъ отношеніи можно сказать, что съ Тамерлана ведетъ свою эру англійская художественная драма.

Вслѣдъ за Тамерланомъ Марло поставилъ на сцену своего Фауста 299). Содержаніе этой пьесы заимствовано имъ изъ древнѣйшей литературной обработки народныхъ сказаній о Фаустѣ, изданной въ 1587 г., во Франкфуртѣ книгопродавцемъ Шписомъ 300). Смутнымъ порываніямъ средневѣковаго чародѣя проникнуть въ тайны природы, Марло придалъ глубокій смыслъ, изобразивъ ихъ слѣдствіемъ сознательнаго неудовлетворенія схоластической наукой. Народная книга о Фаустѣ напоминаетъ волшебную сказку; пьесу же англійскаго драматурга можно назвать философской поэмой, въ которой сказались муки, томившія бѣдное человѣчество въ ту эпоху, когда оно, на половину утративъ вѣру въ средневѣковые идеалы и не успѣвъ еще выработать себѣ новыхъ, изнывало въ скептицизмѣ и мучительномъ раздвоеніи съ самимъ собою. Чтобъ понять всю бездну, отдѣляющую Фауста легенды отъ Фауста драмы, стоитъ сравнить начало легенды, гдѣ описывается паденіе Фауста, съ вступительной сценой трагедіи Марло. По словамъ легенды, отецъ Фауста былъ бѣдный крестьянинъ, который, не будучи въ состояніи воспитывать сына, отдалъ его къ богатому родственнику въ Виртембергъ. Здѣсь Фаустъ поступилъ въ университетъ съ цѣлью посвятить себя изученію богословія, но его "дерзкій и дурно направленный умъ отвращался отъ этой цѣли и предавался другимъ занятіямъ, за что дядя неоднократно журилъ Фауста". Далѣе легенда разсказываетъ, что по выходѣ изъ университета со степенью доктора богословія, Фаустъ началъ задумываться до того сильно, что многіе смѣялись надъ нимъ, а студенты прозвали его Созерцателемъ (Speculator), потомъ предался распутной жизни и снова погрузился въ тайныя науки, просиживалъ ночи за волшебными книгами, творилъ чары, заклинанія, лечилъ народъ разными травами и наконецъ, пришедши въ уединенное мѣсто, вызвалъ дьявола и продалъ ему свою душу. Вотъ и все объясненіе. Оказывается, что всему виною былъ дерзкій, дурно направленный умъ, не хотѣвшій изучать богословія. Правда, легенда даетъ намъ догадываться о переломѣ, происходившемъ въ душѣ Фауста, по его глубокой задумчивости, смѣняемой разгуломъ, въ которомъ онъ, повидимому, хотѣлъ утопить грызшую его тоску, но въ чемъ состоялъ этотъ переломъ, что было причиной душевныхъ мукъ Фауста — остается неизвѣстнымъ. Поставимъ же въ параллель съ этимъ наивнымъ разсказомъ величественный монологъ Фауста, которымъоткрывается трагедія Марло. Авторъ вводитъ насъ въ рабочій кабинетъ Фауста, заваленный книгами, химическими ретортами, анатомическими препаратами и т. п. Потративъмного лѣтъ на изученіе различныхъ наукъ, преподаваемыхъ въ нѣмецкихъ университетахъ, Фаустъ убѣдился въ безплодности человѣческаго познанія. Въ философіи онъ видитъ только искусство словопренія; въ богословіи — безъисходный лабиринтъ противорѣчій; юридическія науки представляются ему сборникомъ ни на что негодныхъ казуистическихъ формулъ. Даже къ медицинѣ, оказавшейся въ его глазахъ состоятельнѣе другихъ наукъ, онъ подступаетъ съ такими требованіями, которымъ она не можетъ удовлетворить. Но мы считаемъ не лишнимъ привести этотъ характеристическій монологъ вполнѣ.