Бронислав Малиновский - Сексуальная жизнь дикарей Северо-Западной Меланезии

Еще более примечательна вторая часть этой социальной догмы, а именно — что каждый ребенок похож на своего отца. Такое сходство всегда предполагается, и утверждается, что оно существует. Там, где оно реально обнаруживается хотя бы в малой степени, к нему привлекается постоянное внимание как к чему-то такому, что красиво, хорошо и правильно. Мне часто указывали, как сильно тот или иной сын То'улувы, вождя Омараканы, похож на своего отца, и старик особенно гордился сходством (более или менее воображаемым) со своим последним сыном Дипа-пой (см. илл. 41). Главным образом это касалось пяти его любимых сыновей, и Кадамвасила о каждом из них говорила, что он — вылитый отец. Когда же я указывал, что это «сходство» с отцом подразумевает сходство с кем угодно, подобная ересь с негодованием отвергалась. Существуют также определенные обычаи, в которых воплощен этот догмат о патрилинейном сходстве. Так, обычно после смерти мужчины его родичи и друзья время от времени приходят навестить его детей, чтобы «увидеть его лицо в их [лицах]». Они вручают им подарки и сидят, глядя на детей и плача. Говорят, что это для того, чтобы облегчить боль души, потому что в детях они вновь видят образ покойного. Как туземцы воспринимают несовместимость этой догмы с матрилинейной системой?

Когда их спрашивают, они обычно говорят: «Да, материнские родственники суть одна плоть. Но похожих лиц у них нет». Когда вы вновь спрашиваете, почему так происходит, что люди похожи на своего отца, который является им чужим и не имеет ничего общего с формированием их тела, то у них есть стереотипный ответ: «Происходит сгущение лица ребенка, потому что он всегда лежит с ней, они сидят вместе». В тех ответах, которые я получал, выражение kuli (сгущаться, формироваться) использовалось постоянно. И это не просто личное мнение моих информаторов, а утверждение, выражающее общественную доктрину относительно того, как влияет отец на внешность ребенка. Один из информаторов объяснил мне это более точно, протянув ко мне руки раскрытыми ладонями вверх: «Положи немного мягкой массы (sesd) сюда, и она примет форму руки. Таким же образом муж остается с женщиной, и ребенок приобретает форму». Другой мужчина мне сказал: «Всегда мы даем пищу из своей руки ребенку поесть, мы даем плод и лакомство, мы даем бетелевый орех. Это делает ребенка таким, как он есть». Кроме того, я обсуждал с моими информаторами феномен смешанной расы — детей белых торговцев, женатых на туземных женщинах. Я указывал на то, что некоторые из них похожи на туземцев намного больше, чем на европейцев. Мои собеседники вновь просто отрицали это, упорно утверждая, что у всех детей, о которых идет речь, лица белых людей, и представляли это как еще одно доказательство в свою пользу. Не было никакого способа поколебать их убежденность или смягчить неприятие ими той мысли, что человек может быть похожим на свою мать или ее родственников,— мысли, осужденной традицией и добрыми нравами племени.

Таким образом, мы видим, что была введена искусственная физическая связь между отцом и ребенком и что в одном важном пункте эта связь затмевает матрилинейную. Ведь физическое сходство — это очень сильные эмоциональные узы между двумя людьми, и их прочность едва ли уменьшится, если сходство приписать не физиологической, а социальной причине, то есть продолжительному общению между мужем и женой. Я должен отметить еще одно важное утверждение относительно отцовских прав в этом матрилинейном обществе, утверждение, имеющее чисто социальную и экономическую природу. То, что в социальной и экономической сферах имеет место компромисс между двумя принципами — матрилинейностью и влиянием отца, — мы уже видели, но здесь стоит вновь коротко изложить их и назвать наиболее характерные черты.

Матрилинейный принцип поддерживается наиболее жесткими законами племенного права. Эти законы декретируют безусловно, что ребенок должен принадлежать семье, субклану и клану своей матери. Менее безусловно, но тем не менее весьма строго они ре- гулируют членство в деревенской общине и должность колдуна. Кроме того, они закрепляют все наследование земли, все привилегии и имущество за материнской линией.

Но здесь уже ряд обычаев и правил допускают если не отклонение, то по меньшей мере компромисс и модификацию племенного закона. Согласно этим обычаям, отец может на протяжении своей жизни предоставлять право гражданства в своей деревне сыну даровать ему право пользования каноэ, землями, обрядовыми привилегиями и магическими приемами. Посредством кросскузенного брака, в сочетании с матрилокальным поселением, он даже может обеспечить все это своему сыну на всю жизнь.

Все это мы уже знаем, но должны здесь отметить еще одно важное различие в передаче имущества и привилегий от дяди по материнской линии к его племяннику, с одной стороны, и от отца к сыну — с другой. Мужчина обязан оставлять после смерти свое имущество и должности своему младшему брату или племяннику по материнской линии. Но, как правило, более молодой человек хочет обладать некоторыми из этих вещей еще при жизни своего старшего родственника, и вполне в обычае для дяди по материнской линии расставаться с частью своих огородов или с какими-то из своих магических функций еще при жизни. Но в подобных случаях ему должны за это заплатить, и такая плата часто довольно существенна. Ее называют специальным словом pokala [64] У этого слова несколько значений; оно подразумевает разные типы экономических сделок. См.: Аргонавты .

Напротив, когда мужчина передает что бы то ни было из вышеперечисленного своему сыну, он делает это по собственной воле и совершенно безвозмездно. Например, племянник по материнской линии или младший брат имеет право требовать свою долю и всегда получает ее, если делает первый взнос в счет pokala. Сын же полагается на добрую волю отца, которая, как правило, очень эффективно действует в его интересах, и получает все эти дары за так. Человек, имеющий право на эти вещи, должен за них заплатить, тогда как человеку, получающему их без санкции племенного закона, они достаются даром.

Конечно, после смерти отца он обязан возвратить их, по крайней мере частично, но польза и удовольствие, которые он извлек из материальных выгод, остаются за ним, что же до магических приемов, то их он вернуть не может. Туземцы объясняют это аномальное положение вещей отцовским пристрастием к своим детям, которое, в свою очередь, объясняется его связью с их матерью. Туземцы говорят, что его добровольные дары этим детям есть награда за сожительство, которым его добровольно одаривает жена [65] Я затрагиваю отношения между племенным законом и теми обычаями, которые возникают в противовес ему, в работе «Преступление и обычай...», особенно в ч. II, гл. III .