Нина Никитина - Повседневная жизнь Льва Толстого в Ясной поляне

Пребывание в усадьбе отряда, направленного Советом, и последовавшее вскоре появление милиции сыграли свою роль. Так или иначе, но в Ясной Поляне было теперь более или менее спокойно: «…тень Льва Николаевича прикрывала и надежно охраняла ее».

Активная посредническая деятельность Сергеенко между новой властью, толстовской семьей и яснопо

лянским населением на первых порах приносила определенную пользу. Все более недолюбливавшая Сергеен- ко, «батюшку-благодетеля», Софья Андреевна тем не менее признавалась: «Много хлопотал и помог нам П. А. Сергеенко. Нам, по его ходатайству, теперь все время продают муку на Косой Горе. Сергеенко вызвал там интерес к охране Ясной Поляны, и к нам три ночи присылают по 15 милиционеров с Косой Горы».

Однако положение во многих отношениях оставалось неясным; то неожиданные демарши местных представителей нового режима, то попытка отобрать приусадебный лес, то намерение лишить вдову пенсии заставили семью и Сергеенко поставить вопрос о сохранности Ясной Поляны перед Москвой. В январе 1918 года проблема охраны усадьбы обсуждалась Наркоматом внутренних дел. В итоге 31 января Тульскому Совету было направлено предписание о принятии «энергичных мер к охране дома в Ясной Поляне», а 30 марта Совнарком подтвердил выплату С. А. Толстой пенсии в 10 тысяч рублей и назначил еще единовременное пособие в 16 тысяч «на поддержание усадьбы», закрепив также за вдовой право пожизненного пользования усадьбой, и, наконец, отметил «государственную обязанность охранять имение Ясной Поляны со всеми историческими воспоминаниями, которые с ним связаны». Продемонстрировав этими актами свою лояльность к толстовскому наследию и близким писателя, новая власть, во всяком случае юридически, оградила усадьбу и ее обитателей от произвола.

В целом зима 1917/18 года прошла спокойно. Но с весны 18-го, после того как в соседних деревнях началась распашка захваченных помещичьих земель, в Ясной снова забурлили сходы. Кое-кто в деревне уже готовился к распашке усадебной земли.

Новый узел страстей вокруг «барской земли» пришлось распутывать представителям тульской интеллигенции, к которым обратились за помощью Толстые. Убеждения и разъяснения, накладывавшиеся на собственные сомнения доброй половины яснополянцев, у которых еще была свежа память о безвозмездной передаче им земли А. Л. Толстой согласно воле отца, так или

иначе подействовали, и, как писала газета «Тульская молва», сознательность восторжествовала: яснополянские крестьяне постановили считать Ясную Поляну «национальной собственностью». Пройдет несколько месяцев, и принявшаяся перемалывать вековые сельские устои машина военного коммунизма посыплет пеплом не только бурные страсти по поводу передела усадебной земли, но и завещательный акт дарения толстовских десятин. В 1919 году вся толстовская земля — без малого 600 десятин — была отчуждена в пользу государства. Эта акция десятилетия спустя самым драматическим образом сказалась и на судьбе музейной Ясной Поляны. Земля, переданная дочерью Толстого, не только сохраняла свою целостность благодаря общинному землевладению, но и продолжала удерживать свои вековые связи с усадьбой. Превратившаяся в 1919 году в «казенную», она полностью утратила традиционную связь с усадьбой и, окончательно отторгнутая от заповедника, подверглась всем характерным метаморфозам случайного пользования.

Новый драматический виток страстей вокруг толстовского имения заставил тех, кто участвовал в решении конфликта, задуматься о скорейшем создании ка- кого-либо общественного института, который хотя бы временно гарантировал безопасность усадьбы и, возможно, заложил бы определенные принципы ее функционирования как памятника.

Охранно-пропагандистскую функцию взяло на себя созданное в апреле 1918 года общество «Ясная Поляна». В его правлении в большинстве своем оказались преданные памяти писателя люди, такие как доктор Арсень- ев, адвокат Гольденблат, архитектор Серебровский, упомянутый Высокомирный и др. Председателем был избран Сергеенко. С лекциями о Толстом, с разъяснениями о ценности Ясной Поляны члены правления часто появлялись на крестьянских сходах. После одной из таких встреч рабочие Косогорского завода сформировали дружину для охраны усадьбы.

В числе первых серьезных акций общества была попытка устройства в Ясной Поляне «трудовой школы-памятника Л. Н. Толстому». С помощью архитектора Сере-

бровского организовали конкурс на проект здания школы, однако ни один из тринадцати представленных проектов «не был признан вполне удовлетворяющим конкурсным требованиям». Софья Андреевна вспоминала, как приехал Сергеенко с архитектором «соображать предполагаемую для народа образцовую школу. Ничего не удастся, затея велика». Она оказалась права. Галопировавшая инфляция заставила инициаторов отложить масштабную идею о школе на неопределенное время.

Решившись на активную хозяйственную деятельность, общество быстро погружалось в трясину традиционного бюрократического бумаготворчества и канцелярщины. Положение в Ясной ничуть не стало лучше после образования общества. Накопилась целая куча разногласий, которую успел нагромоздить «Писатель» (такое скептическое прозвище носил теперь Сергеенко в кругу Толстых). Дело усугублялось тем, что напору Сергеенко не могли противостоять ни старые и больные мать с «тетенькой», ни добродушная, но нерешительная Татьяна Львовна.

Не могла, не имела больше сил думать о прохудившихся крышах, заброшенной скотине, запущенном парке смертельно уставшая от прошедшего драматического десятилетия женщина, которой исполнилось 74 года. Ей оставалось жить всего несколько месяцев. Запутывали ее и метаморфозы смены власти. Ставили охрану, потом снимали, затем снова ставили. Иногда помогали с материалами для усадебных построек, а потом забывали. А свои, яснополянские, крестьяне то отбивали поклоны на могиле Льва Николаевича, то подумывали, как распорядиться «грахским имением». В конце 1918 года волостной финансовый отдел вдруг наложил на нее, как на «представительницу буржуазного класса», контрибуцию в 75 тысяч рублей. Поехали в Тулу, разобрались, налог отменили, но было ясно, что жизнь ее и семьи, как и судьба самой усадьбы оказывались теперь непредсказуемыми. В августе 1919 года, в дни наступления Деникина, Софья Андреевна записала в ежедневнике: «Слухи о погибающем владычестве большевиков. Все радуются, а я им благодарна за постоянные услуги и

помощь». В этой ситуации любая помощь казалась великим благодеянием, но вдова Толстого понимала, что сейчас могло случиться все что угодно. Поэтому и официальное попечение со стороны организовавшегося общества могло оказаться спасением. Софья Андреевна чувствовала, что Сергеенко — «невоспитанный, недобрый человек», что «у него что-то на уме касательно Ясной Поляны», но другого выхода не было. Высокомирный, писавший свой очерк «Ясная Поляна в годы революции» и коснувшийся этой истории, укладывает ее лишь в формальную схему: «поступило заявление», «общество рассмотрело», «решили принять» и т. д. Однако нетрудно догадаться, что за «инициативой» старой хозяйки усадьбы явно маячила тень Сергеенко, яснополянские планы которого неуклонно расширялись. Толстовская семья все больше и больше, не без основания, подозревала в нем манию величия и претензию на незабываемую роль «батюшки-благодетеля». Вряд ли случайно еще в конце января нового, 1919 года Сергеенко «подкрался» к Софье Андреевне и «полтора часа душил разговорами» о том, что «из какого-то Комитета крапивенского охраны детей приезжали люди, которые хотят выселить» из усадьбы всех родственников Толстого, кроме нее, и «устроить детский приют на двенадцать детей», а ее решено поместить в «двух комнатах». Она, правда, не верила, но всего боялась, и в конце концов такие разговоры достигали цели.