Михаил Лифшиц - Дневник Мариэтты Шагинян

3

Давно замечено, что всякая мифология предполагает особое состояние духа, которое можно назвать эпическим восторгом. Если по дороге едет телега, она обязательно «быстроколёсная», если на ней сидит девица, то девица «густоволосая», если телега въезжает в город, то он «пышно — устроенный» и т. д. В таком состоянии вечного удивления находится и Мариэтта Шагинян. Её обычное отношение к миру есть чрезвычайная восторженность. Разумеется, каждый читатель разделяет этот энтузиазм, если речь идёт о новой технике советских заводов или трудовых подвигах новаторов производства. Но состояние эпического восторга, не покидает Мариэтту Шагинян в самых обыкновенных случаях.

Во время известного горного перехода из Тбилиси в Ереван для участия в общем собрании Академии наук писательница видит, как обвязывают цепью колёса грузовика. И вот уже эта несложная операция принимает в её глазах эпические черты: «Я видела эту процедуру первый раз в жизни. Колесо с обвязанной несколько раз вокруг шины цепью становится похоже на альпийский горный башмак, утыканный гвоздями». Машина тронулась, но долго ещё писательница не может прийти в себя от удивления: «грузовик шёл в гору уверенно и не скользя».

В другой раз ей довелось попасть на футбольный матч. Дело было в Ленинграде. Сражались команды «Зенит» и «ВМС», но ни одна из них не могла забить гол другой. Отсюда писательница делает вывод, что обе команды слабые. Однако послушайте её описание благородной игры в футбол: «Мне было интересно смотреть, как оба вратаря неожиданными прыжками, броском всего тела и разными хитрыми приёмами отражали удары мяча в ворота. Конечно, мы всё сразу поняли. И то, что каждая сторона должна забить мяч в ворота противника, чему всячески мешает вратарь, охраняющий ворота; и то, как надо лучше бросать мяч и как его подкатывать ногой к нужному месту, вести мяч по земле, не давая противнику его выбить из — под ног; и как перебрасывать его своему более сильному игроку» и т. д. Описание вполне эпическое.

Открывая «Дневник» Мариэтты Шагинян, мы сразу чувствуем себя в атмосфере вечного праздника. Белый и розовый туф, мраморные колонны, фарфор… Даже простой сланец подаётся на разгрузку по железнодорожной эстакаде «необычайно остроумно». Город Минск, утверждает автор, явно преувеличивая, встал из пепла, «как Афина — Паллада из головы Зевса, — весь сразу, со своими звеньями — улицами, садами, бульварами, площадями, город — дворец социалистической планировки, какого никогда раньше не было». Мариэтта Шагинян уже забыла, что несколькими страницами ранее она писала другое — о прекрасных зданиях, стоящих над развороченными мостовыми, и о том, что очерк нового Минска проступает сквозь разрушения, нанесённые ему войной. Ко как обойтись без Зевса и Афины — Паллады?

Один драматург написал пьесу о новых методах проходки туннелей. Изобретатель этих методов советует автору пьесы изложить в заключительном монологе его мечты о ближайшем будущем — «строить туннели со скоростью 3 000 метров в месяц». Этот совет, не знаем — правильный или неправильный, приводит Мариэтту Шагинян в состояние экстаза?

«Чудеса получаются! Писатель пишет об изобретении, изобретатель диктует писателю заключительный монолог. Куда ни пойдёшь, на что ни посмотришь, всё скрещивается, переплетается. Мы идём к какому — то грандиозному культурному синтезу и всё, что делаем, — делаем на органическом внутреннем единстве».

К сожалению, Мариэтта Шагинян не сообщает, хорошая или плохая пьеса получилась в результате этого скрещивания. Она довольствуется громкими фразами. Нет никакой возможности изложить здесь все её сенсации. Повсюду мелькают ренессансы, грандиозные синтезы, чудеса. Читатель, может быть, спросит: да что дурного в постоянной восторженности автора «Дневника»? Эта невинная страсть к восклицательным знакам, эта привычка во всём видеть чудесное может быть даже полезна — она поддерживает оптимизм, веру в наши великие дела.

Нет, не поддерживает. Инфляция громких слов приводит к тому, что они теряют всякую ценность. Не надо думать, что советский читатель так прост, чтобы не видеть, как словесный восторг переходит в равнодушие к делу. Если в частной жизни чрезмерная восторженность вызывает иронию, то почему мы должны быть менее разборчивы в делах общественных? Дельный человек если не скажет, то, подумает: сократите ваши восторги, ибо действительные чувства выражаются более скромно.

Вот небольшая картина, достойная кисти современного Федотова или Перова. Ночью, в полной темноте, Мариэтта Шагинян въезжает на «Победе» в большое село Крестцы. Спала хорошо. Оказывается, в Доме крестьянина можно получить чистую постель. Проснувшись на другой день прекрасном расположении духа, писательница и сопровождающие её лица начинают хвалить местные порядки. «Позёвывая, одевается спавшая рядом с нами женщина с недовольным лицом. В ответ на наши восторги она мрачно молчит. На прямой вопрос отвечает: «Ничего тут хорошего не вижу!» Оказывается, это работник райфо и недовольна: во — первых, клопами в гостинице; во — вторых, кустари туго платят налоги; в — третьих: «Отчего, например, с мая месяца нет электричества?» Словно в местную стенную газету заглянули…»

Ну, что ж, стенные газеты делом занимаются — критикуют недостатки. В Крестцах живут люди, трудящиеся, у них своя жизнь, свои заботы и трудности, а приезжим много ли нужно, как верно заметила женщина с недовольным лицом. Ведь завтра они укатят на своей машине и унесут с собой приятное воспоминание, только и всего.

Что в постоянной восторженности Мариэтты Шагинян есть элемент безразличия к людям, показывает другой пример. Дело в том, что писательница является членом редакционной коллегии журнала «Крестьянка». Вместе с другими работниками редакции она ведёт борьбу против «сюсюкания». И вот как это происходит. Прислали как — то члену редакционной коллегии рассказ под названием «В выходной». Писательница дочитала рассказ до конца, не отрываясь, и тут же набросали резолюцию: «Превосходно! Печатать непременно! Привлечь к нам автора!» Другие члены редакционной коллегии пытались выразить некоторые сомнения, но Мариэтта Шагинян подавила их своим литературным авторитетом.

Действие происходит в конторе лесозащитной станции. По случаю воскресенья уборщица только что вымыла пол и вяжет чулок, отдыхая. Между тем в комнату один за другим робко пробираются служащие конторы под тем предлогом, что они чего — то не успели сделать вчера и скоро уйдут. Так постепенно является на работу весь штат. Начинаются звонки в другие учреждения — и что же? Оказывается, и там люди на работе в выходной день. Комический элемент представлен уборщицей, которая возмущается тем, что только что вымытый пол будет запачкан. Мариэтта Шагинян в качестве знатока литературных жанров утверждает, что рассказ имеет экспозицию, миттельшпиль и эндшпиль.