Елена Лаврентьева - Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет

Как не следует девушке быть суровой, так и неприлично «всегда показываться весьма довольною». «Женщины должны еще больше остерегаться от громкого смеху, потому что сие почти им несродно… Веселие чрезмерное сколько противно здравому рассудку и доброму воспитанию, столько скромности и добродетели» {35} .

«..Для молодой особы привычка смеяться над другими может быть весьма опасною. Тебе известно, Юлия, что чрез два года после моего замужества поехала я в Москву. Муж мой желал меня познакомить и со столицею и с живущими в ней его родными. Мы много нашли знакомых, между прочим, и г-жу С… Сия госпожа имела дочь, по имени Любовь, девицу уже лет двадцати, прославившуюся даже и в наших сторонах своею красотою, прекрасным, блистательным ее воспитанием и значительным приданым. Мне казалось удивительным, что сия молодая особа, имеющая в себе все то, что мужчину привлечь может, не могла до сих пор найти себе жениха; но когда спросила я, что было тому причиною, то мне отвечали, что она с малолетства имела привычку выискивать все недостатки других, остроумно и ловко над каждым насмехаться и каждого передразнивать» {36} .

Насмешливость, легкая ирония считались обязательными элементами «светской болтовни». Однако вести игру на полутонах, не впадая в «ехидничанье», удавалось не каждой светской барышне. Выразительную характеристику И. С. Аксаков дает дочерям калужского знакомого С. Я. Унковского: «Эти обе девушки очень добры и милы, веселого характера, любят танцевать и прыгать, совершенно просты в обращении, а главное (качество редкое в провинции) безо всяких претензий. Но в них много есть и провинциального. Это видно в той страсти ко всем городским анекдотам и сплетням. Они передали мне чуть ли не про всякого тысячу мелких сведений, которые удивительно было мне найти в девушках. Также провинциальность заметна в расположении к насмешке. Надо отличать насмешливость провинциальной барышни ото всякой другой насмешливости. Это совершенно особого рода» {37} .

«Будь внимательна к речам своим, Юлия: они должны отличаться приятностию, любезностию, занимательностию и приличием. Остерегайся говорить слишком громко; привычка сия несовместна с нежностию и любезностию нрава, которые должны быть сопутниками нашего пола» {38} . Это правило наглядно иллюстрирует рассказ М. И. Глинки: «У Ивана Саввича Горголи (одного из генералов — членов совета путей сообщения) была жена и три дочери… Надобно сказать правду, что генеральша и ее дочки не могли внушить искреннего желания часто бывать у них. Они жили долгое время в Киеве и к суматошным провинциальным приемам присоединяли страсть говорить чрезвычайно громко, и все четыре вдруг, так что не только гостей, но и генерала самого заставляли молчать всякий раз, когда обращались к нему» {39} .

Но самым страшным пороком для девушки считалось кокетство. М. А. Паткуль вспоминает, как оскорбительны для нее были слова тетушки, обвинившей ее в кокетстве: «К дедушке часто приезжал его крестник, молодой офицер, с румянцем на щеках, довольно смазливый… Поехали мы однажды кататься в линейке: он был с нами и сидел на противоположном конце от меня. Когда мы вернулись домой, тетушка меня позвала и с очень недовольным видом сказала, что Д… во время прогулки глаз с меня не спускал, и что если этот молокосос и мальчишка позволит себе корчить влюбленного, то его принимать больше не будут, а мне она не позволит кокетничать с ним. Я чувствовала себя настолько оскорбленной этим незаслуженным выговором, что вся вспыхнула и ответила, что никому не могу запретить смотреть на меня, я же ни разу не взглянула на него, кокеткой не была и не буду. Признаться, я даже не понимала значения этого слова» {40} .

Жена М. Дмитриева на смертном одре дает мужу последние наставления: «..люби детей, люби их все равно; старайся о их воспитании. Прошу тебя, не отдавай их тетушкам. Воспитывай их, как свое сердце тебе скажет. Это всего лучше. Катю я очень любила. Ради Бога, чтобы не было никакого кокетства!» {41}

Примечательна история, рассказанная А. И. Соколовой:

«Цензура в то время была необыкновенно строга, и гг. цензорам работа была тяжелая.

Как теперь помню я, как в одно из заседаний Ржевскому объявлен был из Петербурга выговор за то, что в одной из повестей, помещенной в "Москвитянине", встретилось следующее сопоставление.

Описывался приезд в уездный город дочери городничего, и в виде характеристики сказано было: "Она была большая кокетка" и в скобках добавлено: "воспитывалась в институте".

В настоящее время почти невероятным может показаться, чтобы подобная безобидная фраза могла послужить мотивом к служебному взысканию, а между тем Ржевскому, как я уже сказала, был объявлен официальный выговор, с разъяснением, что подобная фраза "бросает тень на учреждения, находящиеся под непосредственным покровительством государыни императрицы"» {42} .

Матушки очень заботились о нравственности дочерей. Порой доходило до смешного.

«Теща моя, — вспоминает В. А. Соллогуб, — всегда эксцентрическая, выкинула штуку… о которой я до сих пор не могу вспомнить без смеха. Для жены моей и меня в доме моего тестя была приготовлена квартира, которая, разумеется, сообщалась внутренним ходом с апартаментами родителей моей жены. Теща моя была до болезни строптива насчет нравственности и, предвидя, что ее двум дочерям девушкам — младшей из них, Анне, едва минул тринадцатый год — придется, может быть, меня видеть иногда не совершенно одетым, вот что придумала: приданое жены моей было верхом роскоши и моды, и так как в те времена еще строго придерживались патриархальных обычаев, для меня были заказаны две дюжины тончайших батистовых рубашек и великолепный атласный халат; халат этот в день нашей свадьбы был, по обычаю, выставлен в брачной комнате, и, когда гости стали разъезжаться, моя теща туда отправилась, надела на себя этот халат и стала прогуливаться по комнатам, чтобы глаза ее дочерей привыкли к этому убийственному, по ее мнению, зрелищу» {43} .

Многие маменьки опасались оставлять своих дочерей во время занятий наедине с молодым учителем. Н. А. Татаринова-Островская, вспоминая уроки словесности с Н. А. Добролюбовым, пишет: «Мамаша вышла из комнаты. Через несколько минут она воротилась, приглаженная и прибранная. Степан нес за ней столик, свечу и рабочий ящик. Она уселась оберегать меня от молодого учителя» {44} .

Когда дочери оказывались «в поре», маменьки вынуждены были затронуть тему «полового воспитания», выражаясь современным языком. Делали они это весьма деликатно, если не сказать наивно и смешно. «Я помню, например, мама сказала, — пишет в дневнике Т. Л. Толстая, — когда мне было уже 15 лет, что иногда, когда мужчина с девушкой или женщиной живут в одном доме, то у них могут родиться дети. И я помню, как я мучилась и сколько ночей не спала, боясь, что вдруг у меня будет ребенок, потому что у нас в доме жил учитель» {45} .