Джаред Даймонд - Ружья, микробы и сталь. Судьбы человеческих обществ.

С добавлением железных орудий к набору культур, адаптированному к влажному климату, банту в конечном счете создали военно-промышленный комплекс, которому на тот момент нечего было противопоставить ни одному народу субэкваториальной Африки. В Восточной Африке им по-прежнему приходилось конкурировать с многочисленными нило-сахарскими и афразийскими сельскохозяйственными народами, владевшими металлургией. Но на 2000 миль к югу простиралась малонаселенная территория койсанских охотников-собирателей, у которых не было ни растительных культур, ни металлических орудий. Всего лишь за несколько столетий, в ходе одной из самых стремительных экспансий доисторического времени, бантуские земледельцы проделали весь путь от экватора до Наталя, провинции на восточном побережье нынешней Южно-Африканской Республики.

Картину этой бесспорно драматической экспансии можно легко представить в слишком упрощенном виде, изобразив неукротимый натиск бантуских орд, сметающих на своем пути все койсанские племена. В действительности дело обстояло сложнее. Уже за несколько столетий до наступления с севера койсанские народы Южной Африки освоили овцеводство и скотоводство. Поначалу бантуских первопроходцев, по всей видимости, было не так много, и они выбирали для заселения более влажные лесные районы новых территорий, пригодные для выращивания ямса, «перепрыгивая» более сухие районы и оставляя их койсанским скотоводам и охотникам-собирателям. Между обитавшими в смежных, но климатически разных областях койсанами и банту наверняка установились торговые и брачные связи, наподобие тех, которые существуют сегодня между бантускими земледельцами и пигмейскими охотниками-собирателями в экваториальной Африке. Лишь постепенно, с ростом численности, а также освоением скотоводства и адаптированных к сухому климату растительных культур, банту стали расселяться на не занятых ими прежде территориях. Так или иначе, конечный результат нам уже известен: бантуские земледельцы и скотоводы оккупировали почти весь бывший койсанский ареал, а следы койсанского присутствия на этой земле сохранились лишь в виде, во-первых, щелкающих согласных в некоторых некойсанских языках, во-вторых, погребенных в земле черепов и орудий труда и, в-третьих, внешнего сходства с койсанами некоторых бантуских народов Южной Африки.

Что на самом деле произошло во всеми исчезнувшими койсанскими популяциями? Мы не знаем. Наверняка мы можем сказать одно: на землях, где койсаны жили, вероятно, десятки тысяч лет, сегодня живут банту. С другой стороны, вспомнив о происходивших в совсем недавнем прошлом столкновениях в Австралии и Калифорнии, в которых белые, вооруженные стальным оружием, противостояли охотникам-собирателям каменного века, мы могли бы высказать догадку. В Австралии и Калифорнии, как нам известно, аборигенов, охотников-собирателей, ликвидировали несколькими способами: их сгоняли с земли, мужчин убивали или обращали в рабство, женщин забирали в наложницы, и тех, и других заражали эпидемическими инфекциями аграрных народов. Примером такой инфекции в Африке является малярия, которая переносится размножающимися вокруг аграрных поселений москитами и к которой у захватчиков-банту уже имелась наследственная устойчивость, а у койсанских охотников-собирателей, скорее всего, не имелась.

Тем не менее рисунок 19.1, отражающий расселение людей в Африке на позднейшей стадии доисторического времени, напоминает нам, что банту оккупировали не все земли койсанов и что последние продолжали занимать области Южной Африки, непригодные для бантуского земледелия. Коса, бантуский народ, продвинувшийся южнее других вдоль восточного побережья ЮАР, остановил свое наступление у реки Фиш, в 500 милях к востоку от Кейптауна. Дело не в том, что западная Капская провинция слишком засушлива для земледелия — в конце концов, сегодня она является основным сельскохозяйственным регионом ЮАР. Дело в том, что климат этой области — средиземноморский, с зимними дождями, а в нем бантуские культуры, адаптированные к летнему режиму осадков, расти не могли. К 1652 г., когда в районе Кейптауна высадились голландские колонисты со своими озимыми культурами ближневосточного происхождения, коса так и не пересекли реку Фиш.

Эта, казалось бы, незначительная деталь растительной географии и по сей день продолжает иметь огромное политическое влияние. Один из его аспектов заключается в том, что южноафриканские белые, довольно скоро отделавшись от койсанского населения Капской области — посредством убийств, захвата земли и инфекций, — могли справедливо заявлять, что колонизировали эту область раньше банту, а значит имеют на нее преимущественные права. Такие претензии, конечно, безосновательны, поскольку преимущественные права капских койсанов не помешали белым отнять у них землю. Гораздо более серьезным последствием было то, что на первом этапе, начиная с 1652 г., голландским поселенцам приходилось соперничать за землю лишь со сравнительно малочисленными популяциями койсанских скотоводов, а не с многочисленными популяциями бантуских земледельцев, имевших на вооружении стальное оружие. Когда экспансия белых в 1702 г. наконец пересекла реку Фиш и столкнулась с сопротивлением народа коса, в Южной Африке начался период ожесточенных военных конфликтов. Несмотря на то что европейцы уже имели безопасную тыловую базу в Кейптауне и оттуда отряжали регулярные боевые части, их армиям — продвигавшимся вперед в среднем меньше чем на милю в год — понадобились целых 175 лет и 9 войн, чтобы занять всю территорию коса. Сумели бы белые вообще обосноваться в Капской области, если бы пассажирам первых голландских кораблей пришлось столкнуться с таким яростным отпором с самого начала?

Как мы теперь видим, по крайней мере отчасти проблемы современной ЮАР обязаны своим происхождением географической случайности. На исконной территории капских койсанов, так уж случилось, почти не имелось диких растений, пригодных для окультуривания; банту, так уже случилось, унаследовали растительные культуры, адаптированные к летним дождям, от своих предков, живших на пять тысяч лет раньше; европейцы, так уж случилось, унаследовали озимые культуры от своих предков, живших почти на десять тысяч лет раньше. Как и подтверждал дорожный указатель с именем Геринга посреди столицы уже свободной Намибии, прошлое Африки оставило глубокий след в ее настоящем.

Итак, мы узнали, почему банту смогли оккупировать земли койсанов, а не наоборот. Теперь вернемся к оставшемуся фрагменту головоломки, которую представляет собой доисторическая Африка: почему именно европейцам удалось колонизировать субсахарскую Африку? То, что дело обстояло именно так, а не наоборот, особенно удивительно в свете исторической роли Африки. Она была единственной колыбелью человеческой эволюции на протяжении миллионов лет, а также, по-видимому, родиной анатомически современного Homo sapiens. К преимуществам, которыми Африку наделяла колоссальная фора во времени, можно добавить те, которые связаны с крайним разнообразием ее климатических зон и сред обитания, а также с наибольшим в мире человеческим разнообразием. Инопланетянин, посетивший Землю 10 тысяч лет назад, имел бы все основания предположить, что в будущем Европа превратится в конгломерат государств-вассалов субсахарской африканской империи.