Гастон Башляр - Психоанализ огня

Порою комплекс Эмпедокла просыпается в душе при виде мощного пламени. Героиня Д'Аннунцио Фоскарина, сжигаемая изнутри огнем безнадежной любви, алчет гибели на костре, зачарованно глядя на огонь в печи стекловара: «Обратиться в ничто, раствориться, исчезнуть бесследно! — стонало сердце женщины, опьяненной жаждой разрушения. — В одну секунду пламя уничтожит меня, как сухую лозу, как соломинку. И она приблизилась к отверстым жерлам, где огненные струи, ослепительнее летнего полдня, обтекали глиняные сосуды, в которых плавилась пока еще аморфная масса, а рабочие, стоя вокруг, протягивали к ней из-за ограждения железные прутья, готовясь творить из нее формы своим дыханием».

Мы видим, что зов огня, при самых разных обстоятельствах, остается важнейшей поэтической темой. В современной действительности он не подтверждается никакими позитивными наблюдениями. И все же он нас волнует. От Виктора Гюго до Анри де Ренье Гераклов костер служит в поэзии естественным символом участи человеческого рода. Итак, то, что с точки зрения объективного познания является чисто искусственным, сохраняет глубокую подлинность и выполняет роль активного стимула для бессознательной работы фантазии. Воображение сильнее опыта.

Психоанализ давно уже обращается к изучению легенд и мифологии. В рамках такого типа исследований накоплен достаточно богатый материал для интерпретации легенд, которыми окружено завоевание огня. Однако есть область, пока еще не полностью систематизированная психоанализом, хотя работы К. Г. Юнга внесли в нее существенную ясность. Речь идет об анализе попыток дать научное объяснение и объективное обоснование открытиям первобытного человека. В этой главе мы обобщим и дополним наблюдения К. Г. Юнга и одновременно покажем слабость этих рациональных объяснений.

Прежде всего обратимся к критике представляющегося неадекватным объяснения первобытных открытий с точки зрения современной науки. Базируясь на рационализме, склонном к резким и поспешным суждениям, якобы непогрешимым в силу их индуктивной самоочевидности, эти научные объяснения не учитывают психологических условий, в которых совершались первобытные открытия. Поэтому нам кажется уместным провести и здесь косвенное вспомогательное психоаналитическое исследование с целью выявления бессознательного в сознательном, субъективных ценностей — в объективной очевидности, фантазии — в опыте. Изучать можно лишь то, что прежде будило воображение. Наука основывается скорее на воображении, чем на опыте, и лишь многократное повторение эксперимента рассеивает туман мечты. В частности, одно и то же действие, направленное на один и тот же предмет с целью достижения одном и того же результата, имеет неодинаковый субъективный смысл для таких разных менталитетов, как у первобытного и цивилизованного человека. Для первобытного человека мышление есть концентрация воображения, для человека цивилизованного воображение есть расслабление мысли. Речь здесь идет о противоположной динамике.

К примеру, лейтмотивом рационалистической интерпретации получения огня является идея, что древние добыли его трением двух кусков сухого дерева. Однако приводимые при этом объективные объяснения того, каким путем люди могли прийти к этому способу, весьма неубедительны. Нередко исследователи даже не отваживаются углубиться в психологию первого открытия. Из тех немногих авторов, кто пытался его объяснить, большинство ссылается на то, что причиной летних лесных пожаров бывает «трение» веток. Здесь используют как раз ту рационалистическую индукцию, которую мы подвергаем критике. Эти авторы строят свои суждения на основании известных им научных данных, не переживая заново ситуацию примитивного наблюдателя.

Сегодня, когда мы не в состоянии обнаружить причину лесного пожара, мы предполагаем, что неизвестной нам причиной может быть трение. Но на самом деле мы вправе утверждать, что в природе такое явление никогда не наблюдалось. Даже если бы и наблюдалось, то при вполне наивном взгляде оно, вероятно, навело бы на мысль не о трении, а скорее об ударе: никакие видимые признаки не указывают на то, что воспламенению дерева предшествовал такой долгий подготовительный процесс, как трение. Итак, мы приходим к следующему критическому выводу: ни один из способов получения огня трением, используемых примитивными народами, не мог быть непосредственно подсказан наблюдением какого-либо природного явления.

Эти трудные моменты не ускользнули от внимания Шлегеля. Он так и не пришел к решению проблемы, но был убежден, что постановка ее с позиций рационализма неадекватна психологическим возможностям первобытного человека. «Одно только изобретение огня — краеугольный камень здания культуры, что прекрасно показано в притче о Прометее, — представляет непреодолимые трудности, если подумать о том, каково было первобытное состояние человека. Для нас нет ничего привычнее огня; но ведь человек мог тысячелетиями блуждать в пустыне, ни единожды не увидев огня на земле. Да, он мог видеть извержение вулкана, лесной пожар, вызванный молнией; вероятно ли, чтобы он — при его привычке к наготе и нечувствительности к превратностям погоды — спешил приблизиться к огню в надежде согреться? Не вернее ли, что он обращался в бегство? Вид огня пугает большинство животных, за исключением тех, что, живя вместе с людьми, к нему приучены… Даже после том, как человек испытал благотворное действие огня, подаренного ему природой, как мог он его сохранить?. Как сумел он вновь разжечь потухший костер? Допустим, две сухих деревяшки впервые попали в руки дикаря, — какой опыт мог натолкнуть ero на догадку, что они способны разгореться в результате продолжительного энергичного трения?»

Если рационально-объективное объяснение действительно не дает удовлетворительного понятия об открытии, совершенном примитивным разумом, то объяснение с позиций психоанализа, на первый взгляд сомнительное, в конечном итоге представляется, напротив, психологически правдоподобным.

Во-первых, следует признать, что трение — это опыт явно сексуального характера. Совсем нетрудно в этом убедиться, ознакомившись с психологическим материалом, обобщенным классическим психоанализом. Во-вторых, занявшись систематизацией показаний специализированного психоанализа теплотворных ощущений, мы удостоверимся в том, что объективная попытка добыть огонь трением подсказана глубоко интимным опытом. Во всяком случае, именно здесь видится кратчайший путь от феномена огня к его воспроизведению. Любовь была первой научной гипотезой объективного воспроизведения огня. Прометей — скорее пылкий любовник, чем философ-интеллектуал, а мщение богов вызвано ревностью.