Джудит Левин - Вредно для несовершеннолетних

Закон кодифицирует живучую сексистскую идею: что в сексуальных отношениях есть только один желающий партнер — мужчина. На романтическом языке мы называем его соблазнителем, а ее совращенной, или падшей, женщиной; на современной помеси готической метафоры с социобиологическим жаргоном он хищник, она добыча; на юридическом языке он преступник, она жертва. Во всех трех вариантах один виноват, вторая невинна. Возраст, особенно когда разница в возрасте между партнерами невелика, часто служит подменой других презумпций относительно пола. Мужчине позволяется желать, но также он подозревается в том, что сексуально хищен по своей мужской природе и поэтому заслуживает морального осуждения. Если он старше, он заслуживает уголовного осуждения.

Конечно, молодых женщин насилуют: почти все жертвы изнасилований — женского пола, а более половины жертв изнасилований в стране — моложе восемнадцати лет, по данным Министерства юстиции. Чем моложе девушка и чем больше разница в возрасте между ней и ее старшим партнером мужского пола, тем больше вероятность, что она чувствует принуждение к тому, чтобы согласиться на половое сношение с ним, во всяком случае в первый раз.

Однако «изнасилование по закону» — это не тот секс, жертва которого говорит, что не хотела его. Это тот секс, которого она хотела , но про который взрослые считают, что она только думала, что хотела, потому что слишком мала, чтобы знать, что не хотела. Тем не менее девочки–подростки упорствуют в том, чтобы выражать свои собственные желания. «Если он виноват, то и я виновата», — заявила своим родителям одна шестнадцатилетняя из Эль–Пасо, когда те пригрозили донести в полицию на ее двадцатилетнего бойфренда, о чем она поведала в разговоре со мной. Поскольку успех уголовного дела в суде зависит от согласия «жертвы» свидетельствовать против своего любовника, что среди подростков весьма редко встречается, многие прокуроры признают, что понятие–оксюморон «изнасилование по согласию» делает преследование, а тем более выигрыш таких дел крайне проблематичным занятием.

«Интернетный Ромео» и Джульетта, лишенная вожделения

История Дилана и Хезер в точности соответствовала культурным кодам, вписанным в закон, как, впрочем, и заключенным в них противоречиям. Не было сомнений в том, что Дилан совершил преступление как взрослый, но действовал он, как подросток: алчущий, импульсивный, безответственный, отчаянный. Хезер, которая тогда училась в восьмом классе, вела себя, именно как агрессивно–вызывающий младший подросток: не слушалась родителей, прогуливала школу и сбежала из дому. Тем не менее с Диланом она сотрудничала в нарушении закона. И она делала то, что делают взрослые: занималась сексом.

Помимо этого и помимо предыстории Дилана и описаний семьи Хезер в распоряжении СМИ было очень мало сведений как о нем, так и о ней, либо не было вовсе. Его семья избегала общения с прессой, а ее семья признавала, что не знала о нем практически ничего. Не имея фактов, СМИ пересказывали мелодраму о «девочке, заманенной по Интернету», в чем им помогала семья Хезер. Полиция рассказывала сюжет триллера, с хорошими парнями и плохими парнями и насилием, выскакивающим из–за каждого угла.

Дилана обычно называли по фамилии («Хили»), Хезер — по имени («Хезер»); его называли «мужчиной», ее — «девочкой». Даже когда их обоих называли по фамилиям, он был активной стороной, она — пассивной: «Хили уговорил Ковальски встретиться с ним лично," — писал один из репортеров. Пресса окрестила Дилана «интернетным Ромео». Роб Ковальски характеризовал его как «Свенгали» (гипнотизер из романа Дж. Дюморье «Трильби» — прим. перев.). «Я теперь думаю, что Хезер стала жертвой некоей психологической и эмоциональной манипуляции, произошедшей за очень короткое время, — сказал ее отец на передаче Повича. — Так что, по моему мнению, она могла сбежать с этим типом по собственной воле, но на каком–то этапе ее свободная воля была утеряна, она этого может даже не осознавать». Полина сказала «Ассошиейтед пресс», что Дилан «промыл мозги» ее дочери.

Местная пресса намекала на «темное» прошлое Дилана, писала о двоих его детях, которым тогда было два и пять лет, рожденных «вне брака», и цитировала их матерей, которые обвиняли его в «контролирующем» и «абузивном» поведении. Одна из них добилась в суде приказа о запрете на общение против него. Также утверждалось, что он предложил двум девушкам–подросткам деньги, чтобы те занялись с ним сексом в номере мотеля. Когда они отказались, как утверждала полиция, он стал звонить им по телефону и послал одной из них электронное письмо угрожающего содержания. Сам Дилан эти обвинения отрицал.

Эти сомнительные и оспариваемые факты использовались для того, чтобы навлечь подозрения на другие факты, которые были бесспорны. Как только было обнародовано его «полицейское досье», явно робкий «компьютерный ботаник» тут же превратился в « якобы робкого «компьютерного ботаника»". Пресса последовательно при помощи инсинуаций преувеличивала и без того длинный список предъявленных ему уголовных обвинений. «Хили также обвиняется в восьми случаях изнасилования в Провиденсе и трех случаях создания помех родительскому попечению в Потакете», — сообщали газеты в конце материала о том, что ему предъявлены обвинения в федеральных преступлениях, что звучало, как описание серийного насильника. Умолчали они о том, что все эти обвинения были за добровольные отношения с одним–единственным человеком — Хезер Ковальски.

Обратно пропорциональны злодейству и коварству персонажа мужского пола в мелодраме «Девочка, заманенная по Интернету» были невинность и неискушенность персонажа женского пола. «Она еще маленькая девочка. Она нуждается в заботе, как маленькая девочка», — описывал Роб Ковальски свою дочь Повичу. «Она пошла с ним добровольно, — заявил «Бостон Глоб» шестнадцатилетний брат Хезер Джейсон. — Ну, добровольно в том смысле, как пятилетняя выходит из детсада, а тут подваливает взрослый мужик в фургоне и предлагает леденец на палочке».

Для старших членов семьи вожделение Хезер было ошибкой, недоразумением, как и ее любовь к Дилану, о которой она рассказывала своим подругам. «Я не думаю, что тринадцатилетняя что–либо знает о любви, — сказала ее мать Полина Ковальски. — Я думаю, она оглупела от детской влюбленности и счастлива тем, что ей оказывают внимание». Пович назвал Хезер и другую, четырнадцатилетнюю, пропавшую под Рождество вместе с ушедшим в самоволку двадцатидвухлетним служащим ВВС, «двумя детьми … которыми сманипулировали и выманили из дома по Интернету мужчины старшего возраста». А местная пресса раз за разом возвращалась к заезженным фразам о детскости Хезер: о плюшевом мишке, которого ей подарил Дилан, о мягкой игрушке, которую «прижимала» одна из ее подружек, собравшихся, чтобы торжественно встретить ее по возвращении.