Жак Эргон - Повседневная жизнь этрусков

В самом Цере такие надгробия появились только в начале IV века до н. а, с развитием погребальной эпиграфики. Но традиция, на которую они опираются, наверняка имеет куда более глубокие корни, что подтверждается другим фактом — менее известным, более таинственным и более важным, отмеченным в захоронениях конца VII — середины V века до н. э.

Менгарелли уже в 1927 году {179} 179 St. Etr., 1,1927. P. 164; cf. XI, 1937. P. 84 sq. выделил в этих усыпальницах два типа похоронных лож, высеченных в туфе, на которые клали тела усопших. Одни представляли собой точное изображение этрусского или греческого ложа (клине) с четырьмя круглыми резными ножками; в изголовье было сделано полукруглое углубление под подушку. Другие, более широкие и длинные, напоминали собой греческие саркофаги без крышки, но с треугольными фронтонами на концах; внутри место для подушки часто отмечали полукругом.

Рассмотрим, к примеру, план красивой усыпальницы второй половины VI века до н. э. — гробницы Капителей {180} 180 Mon. Ant., XLII, 1955. P. 450 sq. . В преддверии ее находятся только лавки для домашней прислуги. В центральном помещении вдоль стен стоят восемь клине. Но в трех камерах, упирающихся в дальнюю стену, которые соответствовали парадным комнатам в доме, покоятся останки его хозяев, и в каждой из них с левой стороны кровать, а с правой — саркофаг. Невольно возникает мысль, что перед нами — семейная усыпальница: в центре покоятся pater и mater familias , а по обе стороны от них — их дети и супруги детей, причем саркофаг-домик предназначен для женщины. Менгарелли провозгласил новый закон: в этрусских захоронениях тело мужчины лежало слева на клине, а тело женщины — всегда справа в саркофаге.

Разумеется, как случается всегда, когда гипотеза возводится в аксиому, немедленно появились возражения и нашлось множество исключений. В некоторых гробницах рядом стоят два ложа с резными ножками. Это что — двое братьев, соединившиеся после смерти?

В гробнице Таблинума стоят две кровати и восемь саркофагов: можно подумать, что в этой семье дочерей было не в пример больше, чем сыновей {181} 181 Vighi R . Not.Sc.,1955. P.111. . Взвесив все хорошенько, мы вместе с большинством этрускологов все же признаем правоту Менгарелли. Его наблюдение подтверждается слишком часто, в том числе раскопками, проводившимися в Цере Римским университетом в 1951 году {182} 182 Ibid. P. 46 sq. , чтобы замеченное им расположение могил можно было приписать случаю или истолковать иначе. Бывают даже трогательные случаи, когда в саркофаге справа вместо одного полукруга для подушки очерчены два, один побольше, другой поменьше: умершего ребенка похоронили вместе с матерью. Иногда в камере справа, рядом с материнским саркофагом, ставили маленький клине, предназначенный для мальчика {183} 183 Mon. Ant. Ibid. P. 565, 595,802. .

Отступления от основного правила легко объяснить, если понять, что заложенное в нем различение — исторический факт, который имел свое начало, расцвет и угасание. Начало? Было замечено, например, что в очень древней гробнице Нарисованных львов, относящейся к «восточному» периоду (примерно 650 год до н. э.), погребальное ложе неуклюже переделали в саркофаг, прикрепив к нему два треугольных фронтона {184} 184 Mon. Ant. Ibid. P. 1057. . Угасание? Около 450 года до н. э. — примерно в это время появилась усыпальница Таблинума — саркофаги и погребальные ложа утратили свое специфическое значение. К этому времени установился обычай заменять, хоть и не везде, ложе саркофагом — во всяком случае, если это касалось женских захоронений. В этой настойчивой тенденции угадывается какой-то неясный замысел.

Его глубинный смысл, возможно, станет понятнее, если мы обратим внимание на одну деталь, оставшуюся незамеченной Менгарелли {185} 185 Heurgon J. M.E.F.R, LXXIII,1961. . Сказать, что существовало два типа погребальных лож — кровать с резными ножками и саркофаг, — было бы не совсем точно. Саркофаги, как мы уже отмечали, были шире, с высокими стенками. На зарисовках мы обычно видим мужские ложа шириной 80 сантиметров и саркофаги шириной 110 сантиметров. Толщина их соответствует толщине стенок саркофага. Внутри последнего на самом деле находилось клине и для женщины, у которого виден только закругленный край, а ножки спрятаны. Другими словами, не было альтернативы «кровать или саркофаг», выбирали между неприкрытым погребальным ложем и ложем, спрятанным внутри саркофага. В начале было ложе, которое в некоторых случаях снабжали треугольными фронтонами и заключали в саркофаг. Вполне вероятно, что цель этих добавлений или преобразований, к которой продвигались методом проб и ошибок, заключалась в том, чтобы придать сакральный характер определенной категории усопших, в особенности женщин, сохранить ее прах в неприкосновенности, оградить от посягательств ее погребальное ложе. Этот саркофаг был своего рода ракой для хранения особо ценных мощей. Такое впечатление, будто между 650 и 450 годами до н. э. этруски — по крайней мере жители Цере — считали женщин высшими существами, стоящими ближе к богам, чем мужчины.

Мы затрагиваем здесь, причем весьма поверхностно, глубочайшие вопросы, ответы на которые если и возможны при нашем уровне знаний, то потребуют долгого изучения. Отметим только, что особое использование саркофагов и надгробий в форме дома в некоторых этрусских похоронных ритуалах связано с целым комплексом традиций, распространенных во всем античном мире от Малой Азии до Западной Европы, и может изучаться только в соотнесении с использованием урн-хижин в доэтрусских некрополях Этрурии, Лациума и полабской Германии и надгробных стел в виде домов на кельтских кладбищах римской Галлии. Похоже, что этруски переняли довольно распространенную практику, наполнив ее при определенных обстоятельствах дорогим их сердцу смыслом. С другой стороны, отметим, что до сих пор неясно, символизируют ли эти саркофаги дом или храм, поскольку храм, как и гробница, строится по подобию жилища людей; возможно, здесь нельзя провести четкую грань между допустимой неточностью и намеренной двусмысленностью. Наконец, верховное божество в пантеоне этрусков — это мать-земля, почитаемая в Вейях и Цере под именем Геры или Юноны, Матер Матуты или Левкотеи. Возможно, умершая внушала оставшимся в живых чувство благоговейного почитания, поскольку должна была соединиться в загробном мире с великой богиней, и в целом женщина по природе своей считалась частью того божества, которое царило в храмах и некрополях.

Во всяком случае, некрополи дают нам основания предоставить этрусской женщине привилегированное положение в обществе, где она блистала и трудясь, и развлекаясь, осыпаемая градом стрел чужеземных завистников и наделяемая в своей земле почти суверенной властью, сведущая в искусстве, образованная, питающая особую любовь к изыскам эллинской культуры и становящаяся проводником цивилизации, наконец, почитаемая после смерти как эманация могущественною божества. Такое место, возможно, занимали Федра или Ариадна на минойском Крите, а Корнелия, мать Гракхов, никогда бы не осмелилась претендовать на него в Риме.