Пьер Антонетти - Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте

Таким образом, Флоренция — это городская демократия; городом управляет Синьория в составе шести, а затем восьми приоров и одного гонфалоньера, избиравшихся старшими цехами, а также, хотя и в меньшей мере, одним подеста с его советом и одним капитаном народа с его советом. Эти органы власти служат, как будет показано далее, противовесом друг другу. В целом это олигархия богачей (а не наследственная олигархия, как в Венеции), в которой сосуществуют родовая аристократия и нувориши из числа торговой буржуазии. Флорентийская олигархия неоднородна, что порождает напряженность, раскалывает общество, становится причиной потрясений. Противоречия приводят к событиям 1301 года, вызванным намерениями папы Бонифация VIII и Карла II Анжуйского, короля Неаполитанского, с одной стороны, и соперничеством семейных кланов — с другой. Одни (белые гвельфы) группируются вокруг семейства Черки, другие (черные гвельфы) — вокруг весьма колоритной фигуры Корсо Донати, жаждавшего реванша за тех, кто был отстранен от власти в 1293 году. Час пробил в начале ноября 1301 года. Под предводительством Донати черные гвельфы в течение недели терроризируют белых гвельфов — убивают, сжигают дома, отправляют в изгнание, пополняя тем самым ряды флорентийских изгнанников-гибеллинов. И все же их победа эфемерна: в 1308 году Корсо Донати, подвергшись преследованиям, предпочитает покончить жизнь самоубийством.

В тот год для изгнанников, гибеллинов и белых гвельфов, вспыхивает слабый лучик надежды: избран новый император, Генрих VII Люксембург, полный решимости прибыть в Италию, дабы короноваться и стать ее господином, по праву и фактически. Приветствуемый Данте как освободитель, превозносимый гибеллинами как спаситель, император после первоначальных успехов видит, что Флоренция, несмотря на призывы, а затем и проклятия Данте в адрес «злокозненных флорентийцев», [3] В его письме № 6 «Злокозненным флорентийцам, окопавшимся за своими стенами», написанном 31 марта 1311 года, «в первый год счастливого марша императора Генриха по Италии». отвергает его, смеется над ним. Когда в 1313 году, возвращаясь из Италии в Германию, Генрих VII скоропостижно умрет, он оставит Италию, ясно осознающей: старая теория Священной Римской империи немцев, вопреки мнению Данте, — это просто пестрые лохмотья в музее Истории. [4] И все же см. противоположное мнение в блестящей работе: Goudet J . Dante et la politique. Paris, 1969.

Во Флоренции, избавленной от угроз со стороны императора и гибеллинов, правящий слой почел за благо призвать в защитники короля Роберта Неаполитанского, предложив ему власть в городе на пять лет. [5] Antonetti P . Op. cit. P. 43–45. Однако королевские наместники недостаточно энергично борются против могущественного соперника Флоренции старого кондотьера Угуччоне делла Фаджюола, повелителя Пизы и Лукки, убежденного гибеллина, разгромившего в 1315 году флорентийское войско при Монтекатини. Гибеллинская угроза усиливается при преемнике Угуччоне, молодом и честолюбивом Каструччо Кастракани, столь же талантливом военачальнике, сколь и беззастенчивом авантюристе. Король Роберт Неаполитанский, получивший в 1318 году титул «протектора, распорядителя и правителя» Флоренции, не может помешать Каструччо, пожизненному сеньору Лукки и повелителю Сан-Миниато и Пистойи, разгромить флорентийское войско при Альтопашио в 1325 году. Данте, умерший в 1321 году, уже не узнал об этом эпизоде истории родного города. Был бы он опечален этим известием? Не усмотрел бы он в этом новую кару городу, изгнавшему его двадцать лет назад? А может, несчастья Флоренции укрепили бы его ненависть к «неблагодарному народу», погрязшему, как полагал он, в алчности и гордыне? Последнее суждение, если оно и было высказано, несправедливое по отношению к городу, ярко блиставшему среди городов средневекового Запада, в которых осуществлялся синтез духовной деятельности и многообразных форм физического труда людей.

Во Флоренции он такой же, как и в других средневековых городах. Убранство дома зависит от богатства его владельца. Между лачугами городской бедноты и дворцами аристократии или богатых горожан различия огромны. [6] Фундаментальным произведением на эту тему является: Davidsohn R . Storia di Firenze. Firenze, Vol. VII. P. 621 sq.; Fasoli G . La Vita quotidiana nel Medioevo italiano // Nuove questioni di storia medievale. Milano, 1964. P. 469–472; Barbadoro В., Dami L . Firenze di Dante. Firenze, 1965. P. 113–123; Vita privata a Firenze nei secoli XIV e XV. Firenze, 1966. P. 53–74; Viscardi A., Barni G.-L . L'Italia nell'eta communale. Torino. P. 319–342. Однако дома среднего ремесленника и среднего купца различаются меньше. Контраст станет более ярким позднее, когда экономическое процветание породит новые запросы и разовьет потребности в бытовом комфорте. Во Флоренции же времен Данте, особенно в его молодые годы, нравы грубы, а запросы элементарны. Но они изменились по сравнению с XII веком — тем самым, к которому, начиная с Данте, обращены ностальгические сетования о прошедших временах.

Обзор дома бедноты не займет много времени. Примыкая непосредственно к городской стене или к развалинам какого-нибудь феодального замка, разрушенного в ходе гражданских войн, он, как правило, состоит из единственной комнаты — и кухни, и жилого помещения одновременно. Построенный из кирпича или чаще всего из дерева, крытый соломой, возведенный прямо на земле, без фундамента и подвала, он становится легкой добычей пожара, уничтожающего город. Примитивное пристанище, закопченное дымом от очага, расположенного посредине единственной комнаты, плохо освещенное через открытую дверь или единственное окно без стекла, этот дом — при всей его крайней бедности — лучше, чем подвал большого дома или комнатка за лавкой или мастерской — без воздуха и света, которой довольствуются чернорабочие и домашние слуги… не говоря уже о множестве нищих и их берлогах.

К счастью, в абсолютном большинстве случаев картина не столь безрадостна. Прежде всего жилища более просторны. Комнат, как правило, не одна, а две — кухня и жилое помещение. Пищу принимают, естественно, на кухне, зато в торжественных случаях стол накрывают именно в комнате: это парадное помещение, в нем собраны свидетельства богатства или, по крайней мере, достатка, в первую очередь мебель, которая остается редкостью и о которой пойдет речь впереди. Что касается кухни, то довольствуются минимальным количеством самых необходимых предметов. Опишем их.

Расположенная иногда поодаль или на верхнем этаже дома (причина будет вскоре понятна) кухня совсем проста. В центре, слегка возвышаясь над полом, — очаг. Дым выходит через щели в крыше или специально проделанное отверстие (дымоходы, устроенные у стены и снабженные кожухом, все еще редкость), как в крестьянских хижинах, которые можно было встретить в деревнях на Корсике в начале XX века. В углу — сточный желоб. Углубление в стене — шкаф для хранения хозяйственной утвари. Свет и воздух проникают через отверстие, зачастую единственное, которое, если кухня занимает первый этаж, нередко служит и входной дверью, а если она расположена на верхних этажах — окном. Окно, не застеклено, есть лишь деревянные ставни, поэтому оно, естественно, вместе со светом пропускает холод и сырость. Это изыск, если на окне помимо ставень натянуто impannata — полотно, пропитанное растительным маслом или скипидаром, пропускающее свет и удерживающее по мере возможности тепло. Ни о каких оконных стеклах во времена Данте не знают. Когда они появятся, поначалу исключительно в домах богачей, им придадут форму ромбов или квадратов в свинцовой оправе. Найдется проповедник, который с высоты церковной кафедры станет гневно возмущаться этой предосудительной роскошью: за стекла и прочие излишества подобного рода, убежден он, постигла город Божья кара — катастрофический паводок на реке Арно в 1333 году.