Ирина Сироткина - Классики и психиатры

113 Ginzburg С. Morelli, Freud and Sherlock Holmes: Clues and scientific method // History Workshop Journal. 1980. № 9. P. 5—36.

114См.: Спекторский Евгений Васильевич // Философы России XIX–XX столетий: биографии, идеи, труды / Под ред. П.В. Алексеева и др. М.: Книга и бизнес, 1993. С. 173; Лосский И.О. История русской философии. М.: Изд. группа «Прогресс», 1994. С. 180–184.

115 Вышеславцев Б.П. Этика преображенного эроса. М.: Республика, 1994. С. 46. Комментарий Лосского о Вышеславцеве см в кн.: Лосский И.О. История русской философии. С. 387. О Зеньковском см.: Там же. С. 422–425.

116 Лосский И.О. История русской философии. С. 257.

117 Fischer Е. Czechoslovakia. Р. 37. Переписка Осипова и Фрейда опубликована в приложении к книге: Miller М. Freud and the Bolsheviks: Psychoanalysis in Imperial Russia and the Soviet Union. New Haven and London: Yale University Press, 1998.

118 Лосский И.О. Доктор Н.Е. Осипов как философ // Жизнь и смерть: Сборник памяти доктора Н.Е.Осипова. Прага, 1935. С. 50.

119 Лосский И.О. История русской философии. С. 358.

120 Осипов Н.Е. Революция и сон // Русский народный университет в Праге. Научные труды. Прага, 1931. Т. 4. С. 201.

121 Фрейд 3. Письмо Вернеру Ахелису // Неудовлетворенность культурой. Аналитическое повествование. М., 1990. С. 158.

122 Осипов Н.Е. Жизнь и смерть // Жизнь и смерть: Сборник памяти доктора Н.Е.Осипова. Прага, 1935. С. 67–78.

123 Полосин М.П. Доктор медицины Н.Е. Осипов. С. 15.

124Цит. по: Бирюков П.И. Биография Л.Н. Толстого. Т. 3. С. 68.

125 Осипов Н.Е. Жизнь и смерть. С. 78.

Нельзя, конечно, обвинять ни Пушкина, ни Достоевского за то, что сейчас происходит в русской литературе и русской действительности. Но должна же существовать какая-нибудь связь между последним полувеком нашей литературы и нашей действительности, между величием нашего созерцания и ничтожеством нашего действия. Кажется иногда, что русская литература истощила до конца русскую действительность: как исполинский единственный цветок Victoria Regia , русская действительность дала русскую литературу и ничего уже большего дать не может. Во сне мы были боги, а наяву людьми еще не стали.

Д.С. Мережковский 1

«Хотя в эпохи упадка вырождающихся становится больше, но благодаря именно им создаются государства», — писал Эмиль Дюркгейм в своем знаменитом исследовании «Самоубийство» (1897). Этот вывод он иллюстрировал, сравнивая современную ему французскую литературу с российской: «В писателях обеих наций заметны болезненная тонкость нервной системы и определенный недостаток психического и нравственного равновесия. Но насколько разные социальные следствия проистекают из этих одинаковых условий, как биологических, так и социологических! В то время как русская литература полна идеалов, в то время как ее специфическая меланхолия, основанная на активном сострадании к человеческим несчастьям, это — здоровая печаль, которая побуждает к действию, наша… не выражает ничего, кроме глубокого отчаяния и тревожного состояния депрессии» 2. По Дюркгейму, возраст и жизнеспособность общества определяются тем, есть ли у него идеалы и высшие ценности. Старый мир переживал период аномии — разрушения устоев, жизненных норм и ценностей, проявляя все признаки умирания. Русское искусство, по мнению Дюркгей-ма, свидетельствовало — этой нации, несмотря на некоторую «психологическую слабость» и «отсутствие равновесия», удалось сохранить ценности и идеалы и остаться полной сил. Разочарованные в собственной цивилизации, европейцы видели зарю нового общества в «колоссальной, юной и варварской» России 3.

Самим же русским в это верилось не вполне: они видели свою страну в закатном свете и обсуждали потерю обществом высших ценностей 4. Профессор психиатрии И.А. Сикорский писал об «упадке идеализма и высоких мотивов, ослаблении воспитательного влияния старшего поколения на младшее, увеличении числа преступлений и самоубийств». Как и Дюрк-гейм, Сикорский иллюстрировал свой диагноз примерами из литературы. Он сравнил два произведения с похожим сюжетом, написанные с разрывом в десятилетие, — тургеневское стихотворение в прозе «Маша» (1875) и рассказ Чехова «Тоска» (1886). Герой обоих рассказов — извозчик, который рассказывает седоку о своем горе: у тургеневского извозчика умерла жена, у чеховского Ионы — сын. Различается в рассказах, по мнению Сикорского, только реакция седока. Если у Тургенева седок сразу заметил печальное, нахмуренное выражение лица извозчика и первый заговорил с ним о его несчастье, то у Ионы, кроме лошади, нет никого, чтобы поведать свою тоску. Сикорский из этого делал вывод о росте равнодушия, распаде социальных отношений и упадке нравов 5.

Восьмидесятые годы были для русской интеллигенции трудным временем: за убийством Александра II последовала политическая реакция. Кипучий оптимизм 1860-х годов, героическое «хождение в народ» уступили место прозаической идеологии «малых дел» и проповеди социального конформизма. Литература тоже понесла потери: в 1881 году не стало Достоевского, двумя годами позже — Тургенева, Лев Толстой оставил художественную литературу. По сравнению с этими гигантами новые писатели выглядели незначительно — к тому же их гораздо более занимали вопросы не морали, а эстетики. На фоне прошлого новые литературные течения воспринимались безыдейными, упадочническими, декадентскими. Критики, со времен Рылеева и Белинского видевшие в литературе нравственного наставника общества, были обеспокоены «измельчанием», забвением идеалов, уходом от серьезной социальной тематики.

Прежде, жаловался один из них, русская молодежь искала и находила поддержку у Тургенева, Чернышевского, Михайловского. Теперь же ей приходится довольствоваться «вместо Тургенева — Арцыбашевым, вместо Инсарова — Саниным [герой «декадентского» романа Арцыбашева], вместо Михайловского — Соломиным с его криком: “Долой стыд и пуританство”» 6.

Слово «декаданс» заимствовано литературными критиками из истории Древнего Рима для характеристики манеры Теофиля Готье и Шарля Бодлера. Сперва поэты охотно приняли и с гордостью носили это имя, отличающее их от мира повседневности. Но вскоре «декадентов» обвинили в забвении морали и искажении классических форм искусства. В России термин «декадентство» прилагался к изображению эротики, экстаза, безумия и упадка. В русский язык он попал, по-видимому, в 1889 году с легкой руки художника и искусствоведа Игоря Грабаря 7. В начале 1890-х годов журнал «Северный вестник» стал публиковать манифесты, стихи и прозу западных декадентов в переводе на русский язык, а в альманахе «Русские символисты» печатались их отечественные коллеги. Именно в этом альманахе в 1895 году появилось однострочное стихотворение Валерия Брюсова «О, закрой свои бледные ноги…», принесшее его автору скандальную известность. У Брюсова — последователя Верлена — встречались такие образы, как «фиолетовые руки», «прозрачные киоски», «голый месяц» 8. Новое течение скоро сделалось неотъемлемой частью художественной жизни: появился не только «московский Бёрдсли» (художник Николай Феофилактов, специализирующийся на изображении ню), но и «русские Оскары Уайльды». В рассказе Власа Дорошевича «Декадент» две купеческие дочки разговорились в вагоне поезда. Одна из них рассказала о своем неудачном браке с поэтом, которого зовут «Оскар Уайльдович». Собеседницы пришли к заключению, что декаденты ни на что не годны и ищут их расположения только из-за денег 9.