Александр Михайлов - Избранное : Феноменология австрийской культуры

Петер Розеггер (1843–1918) — писатель крестьянского происхождения — развивал крестьянскую тематику, но не реалистически, как Анценгрубер, а в направлении идеализации, идиллии и примирения. Розеггеру удается передать социальные конфликты (роман «Якоб Последний», 1888), но в целом он склонен создавать картины социального мира.

В это время австрийский реализм начинал переживать самого себя и требовать углубления и переосмысления. Это чувствовал Анценгрубер. Однако к концу века в австрийской литературе главенствующую роль начали играть различные течения модерна, «декаданса» конца века. Они проявились особенно рано в Вене, уже в 1870-1880-е годы. Это время в истории австрийской культуры нередко называют «эпохой Макарта» по имени Ганса Макар-та (1840–1884) — венского художника, блестящая, помпезная, пышная и бессодержательная живопись которого, с ее эротикой и декоративностью, отражала и направляла вкусы социальной верхушки. Роскошь, выставленная напоказ, представленная как эстетический и жизненный идеал, сближала Макарта с немецким «грюндерством».

В австрийской литературе эти ранние веяния «декаданса» не нашли развернутого воплощения. Лишь позднее, ближе к концу века, кризисность культуры, отражавшая кризисность социальных форм жизни, проявилась явно. Новое поколение писателей и критиков (Г.Бар, А.Шницлер, Г. фон Гофмансталь и др.), причастных к «кризисности духа», различными способами стремилось преодолеть сложившуюся ситуацию. Появление этих писателей изменило весь облик австрийской литературы.

Печатается по изданию: История всемирной литературы. М., 1991. Т. 7. С.393–400.

Двадцать первого января 1972 года исполнилось 100 лет со дня смерти великого драматического поэта Австрии Франца Грильпарцера [1] [1] В основу статьи положен текст доклада, прочитанного 2 февраля 1972 года в Музее изобразительных искусств им. А. С.Пушкина. Тексты Грильпарцера приводятся с указанием тома и страницы, по легко доступному шеститомнику лейпцигского издательства «Реклам» (Grilparzers Werke im seeks Bänden: Mit einer Einführung von C. Träger. Leipzig, o.J.) Этот шеститомник, по всей видимости, составлен из готовых отпечатанных листов прежнего издания под редакцией Г.Киндермана, с замененной вступительной статьей. Драма «Еврейка из Толедо», отсутствующая здесь, цитируется по Собранию сочинений Грильпарцера под редакцией Августа Зауэра (пятое издание). Переводы приводимых по-немецки цитат не претендуют на буквальный или поэтический перевод, но передают, скорее, лишь смысл слов Грильпарцера. На русском языке существует два издания избранных драм Грильпарцера. Первое из них, вероятно, было задумано как полное, но вышел только один том, включающий в себя «Праматерь» в переводе А.Блока, впервые изданном уже в 1908 году, «Еврейка из Толедо» и «Горе лжецу». Этот том, отредактированный Ф.Ф.Зелинским и снабженный его статьей и превосходным подробным комментарием, отмечен научным характером и подготовлен с необычной тщательностью. Второе издание вышло в серии «Библиотека драматурга» под редакцией Е.Г.Эткинда. .

Знаменательные даты — отнюдь не только внешний повод для произнесения торжественных речей, напротив, они внутренне расчленяют поток той традиции, в которой творчество поэта растет, развивается, каждый раз заново и каждый раз впервые обретает свой смысл, — приводя традицию к ее относительным и временным результатам. Творчество поэта обращается к нам лицом и спрашивает с нас свой смысл, поскольку в какой-то мере он постигнут нами. Ответ на этот вопрос глубокая потребность традиции, не может не быть торжественным и всеобщим, потому что все творчество должно предстать как целое, во всем своем значении и во всей своей значительности. И такой ответ никак не может быть случайным, и давать отчет должен не германист, не историк культуры, не читатель, а само творчество — жизненно постигаемое в жизни.

Но творчество Грильпарцера немногого требует от нас и этим ставит нас в весьма тяжелое положение. Когда подошел срок, мы вспоминаем о Грильпарцере, но можем и не вспомнить о нем, потому что его творчество не находится всегда рядом с нами, и мы не обращаемся к нему всегда, а он не обращается к нам. Грильпарцер это поэт для нас без своей судьбы: имя собственное, которое не приобрело нарицательности и не стало понятием, означающим совокупность творческого смысла, уже понятого и всегда беспрестанно и бесконечно заново понимаемого, каковы «Пушкин» или «Шекспир». О том, что не укоренилось в самой жизни, можно нечаянно забыть, и здесь еще нет ничьей вины, нет и беды, — коль скоро в таком забвении можно видеть благоприятный знак, коль скоро речь идет о духовном и специфически существенном выявлении разных культур, о выявлении, при котором обнажаются самые их духовные основания. Грильпарцер не потому не укоренился в русской культуре и не имеет в ней своей судьбы, что его вовремя не переводили достаточно и не читали, мало издавали и мало ставили на сцене [2] [2] Некоторые драмы Грильпарцера переводились на русский язык по нескольку раз. Уже до А.А.Блока «Праматерь» была переведена четыре раза (не все эти переводы увидели свет). С другой стороны, некоторые из лучших драм еще вообще не переведены — это вся трилогия о золотом руне, «Верный слуга своего господина» и «Братская рознь в доме Габсбургов». О судьбе Грильпарцера в России см. неопубликованную (в этой части) диссертацию К. М. Азадовского «Ф.Грильпарцер — национальный драматург Австрии: Истоки и философско-эстетическая проблематика творчества» (Л., 1971) и работу автора настоящей статьи. , но потому, что духовные основания той культуры, на почве которой вырастает Грильпарцер и которая дорастет до своих вершин в его творчестве, находятся, в главном, в противоречии с основаниями и традицией русской культуры. Всеобъемлющий и принципиальный реализм русского искусства XIX века, утверждаемый как целое мировоззрение, есть противоположность, хотя, как будет видно, и не абсолютная, творчеству Грильпарцера. Грильпарцер. который оказывается в русской культуре «без судьбы», — потому что тут были только приближения к Грильпарцеру, подходы без продолжения, — закономерно поэтому разделяет такую судьбу с двумя другими величайшими представителями австрийского искусства XIX века — с Адальбертом Штифтером и Антоном Брукнером.

В этом отношении Грильпарцер лишь немногого требует от нас, потому что не сложилось такой жизненной традиции и нет такого потока, изнутри которого нам следовало бы, сейчас и здесь, объяснять себе его значение и его смысл.

Нет этого потока, и нет разноречивости, которую нужно было бы разрешить. Но вот тогда-то весь духовный смысл явления, нерасторжимого в своем единстве и никак не разложенного на части и не разобранного, наваливается на нас всем своим весом и сразу же обрекает нас на немыслимую смелость — говорить коротко о целом и обо всем — и на беспредельную робость — осторожно притрагиваться к целому, боясь слишком неосторожно задевать его. Поэтому будем прикасается к разным произведениям Грильпарцера, но не будем разбирать их: будем смотреть, что находится на поверхности каждого, что выходит наружу.