Виталий Ларичев - Мудрость змеи: Первобытный человек, Луна и Солнце

Два десятилетия назад художник, иллюстрирующий книгу М. Клэггета «Греческая наука в древности» (Clagget М. Greek science in antiquity), остроумно представил суть рассуждений автора в рисунке на обложке: из яйца, лежащего на подставке, покрытой разного рода числами и геометрическими фигурами, проклевывается не желторотый птенец, а древнегреческий бородатый философ. Чтобы уж каждый понял многозначительный намек, иллюстратор расписал чертежами и скорлупу яйца. Вряд ли, однако, даже склонный к юмору М. Клэггет предвидел, какой ответ может последовать вдруг от археолога на недоуменный вопрос — кто это умудрился покрыть чертежами подставку и яйцо до появления из него на свет самого родоначальника европейской науки и культуры?

Поскольку речь идет об истоках современной цивилизации, то, наверное, мысль большинства читателей направится в поисках ответа дорогой, давно проложенной науковедами, — в страну многомудрых жрецов Великого Хапи, Египет, или (что считается более предпочтительным) на Ближний Восток, в Халдею, край волшебников-магов и звездочетов-астрологов, познавших суть бытия и тайн грядущего. Недаром и Самуэль Крамер, видный американский историк, в своей широко известной книге «История начинается в Шумере» корни мировой пауки обнаруживал здесь, среди выдающихся достижений древнего населения Двуречья, признанной колыбели ранних культур евразийских народов.

Быть может, это покажется шуткой, по почему бы теперь, после примечательных находок эпохи древнекаменного века в Северной Азии, не осмелиться заявить, что… история начинается в Сибири? А если к сказанному добавить, что подтвердить такое заявление могут «астрономические трактаты», обнаруженные на стойбищах ледникового времени севера Азии, то нетрудно вообразить степень негодования оппонента: «Шутки, конечно, и в науке дело хорошее, но надо бы знать им меру. Ибо каждому школьнику известно, что охотники на мамонтов трактатов по астрономии не сочиняли, хотя бы уже потому, что письменности они не имели, а считать, а также чертить геометрически осмысленные фигуры не умели». Действительно, о каком «начале цивилизации», да еще в Сибири, о каких там «истоках наук» может идти речь при оценке умственных способностей людей, культура которых отстоит от современности на десятки, а то и на сотни тысячелетий?

Не стоит, однако, торопиться выносить категорические суждения в вопросах деликатных, к коим в сфере археологии относится в первую очередь мир мышления далекого предка. Недаром сейчас, когда человек вышел в космическое пространство, историки науки, размышляя о том, когда земляне приступили к подготовке величайшего из своих свершений, стали уделять пристальное внимание интеллекту и духовности древних людей, их изначальным попыткам познать мир и свое место в нем. Человек в последние десятилетия сделал первые шаги в бескрайних просторах Вселенной, доступных ранее лишь пытливым глазам и разуму. Практически — действительно первые, но следует помнить, что им предшествовали (правда, всего-лишь в воображении) тысячи «стартов» безвестных мечтателей далеких эпох. В мифах, этих сказочных грезах человечества, кажется, навеки «плененного» его колыбелью — Землей, люди на птицах поднимались над нею и возносились в Космос. И тогда их необъятная обитель виделась им всего лишь маленьким диском, сходным с Луной.

Читатель, однако, может с полным на то правом возразить: мифы — не довод для оправдания рискованной гипотезы. Право ее на жизнь может подтвердить лишь факт познания предками тайн природы и, непременно, установленный на уровне точности естественных наук. Ведь речь идет об основополагающей проблеме в истории культуры — времени и месте становления цивилизации. Вот тут-то, продолжая полушутливо настаивать на своем, стоит признаться, что гипотезу эту подтолкнуло к появлению на свет еще одно весьма существенное обстоятельство: ошеломляющее удревнение археологами времени появления на Земле предка человека и открытие следов культуры в местах, где они до недавних пор совершенно не ожидались. Речь идет вот о чем: если около ста лет назад считалось ересью утверждать, что первые люди появились где-то в «Саду Эдема» библейской Земли Двуречья чуть древнее шести тысяч лет назад, то теперь со всей очевидностью стало ясно, что событие это выходит за пределы трех миллионов лет, а за честь называться прародиной человечества соперничают Африка и Азия, в том числе северная часть ее — Сибирь. Так на глазах третьего поколения археологов палеолита произошел коренной переворот в представлениях о временной протяженности эволюции первобытного общества. Неожиданное «постарение» человечества и энергия, с которой, как выяснилось, прапредок осваивал Землю, вынуждают теперь даже самого закоренелого скептика иначе взглянуть на достижения древнейших людей в развитии культуры, в особенности по части их интеллекта. В самом деле, неужто перво-предки наши миллионы лет назад тем и занимались, что почти бездумно (некоторые даже упорно утверждают — инстинктивно) колотили камни, кое-как приспосабливая их «для разделывания охотничьей добычи», обладание которой будто бы безраздельно захватывало все помыслы их полуживотного ума?

Пожалуй, пора поставить сей постулат под сомнение, ибо он означает, в сущности, отказ от многих сотен тысячелетий культурной истории. Попробуем вначале опровергнуть догму такой, допустим, цепочкой наивных, кажется, размышлений: далекий предок, человек древнекаменного века, подобрал на берегу окатанный водой кварцитовый булыжник и, ударив другим камнем, отделил от него продолговатую пластину. Зачем? Для того, чтобы получить простейший, вроде ножа, инструмент с острым режущим краем, — таков правильный ответ. Можно, однако, поставить вопрос по-другому, акцентируя внимание на несравненно более существенной стороне этого, вполне тривиального эпизода: что могла означать для накопления знаний, скажем, по геологии, а точнее, по минералогии та же самая обыденная трудовая операция? При таком повороте разговора возможна ведь совсем иная оценка действий обезьяночеловека: отделяя пластину от гальки, он хотел знать, чем расколотый камень как твердая порода отличается от другого и не лучше ли эта порода по определенным качествам той, которая обычно использовалась им для изготовления орудий.

Отдаю себе с полной ясностью отчет в том, что до вопрошающего стука геологического молотка о каменную глыбу людям еще предстояло пройти с трудом укладывающуюся в воображении вереницу лет — по меньшей мере три миллиона. Но разве уже не тогда человек сделал первый шаг к выработке приемов распознавания и оценки горных пород, а значит, по существу, и к началу становления одной из естественных наук? Понимая легкую уязвимость такого допуска при постановке сложной проблемы, все же (усыпляя бдительность и давая возможность придирчивому собеседнику шаг за шагом без труда опровергать себя) продолжим разговор в том же свободном ключе.