В. Анишкин - Быт и нравы царской России

Знаменитым указом о дворянстве от 1785 г. вновь пожалованные дворяне при отнесении к классам имели большее предпочтение, чем дворянство старинное. Этим же указом дворянам предоставлялось право заводить фабрики и подавать прошения государыне.

«Наказом» отменялись многие уложения старого уголовного законодательства. Так, например, запрещались пытки для выбивания доказательства, содержание под стражей подозреваемого, вина которого не доказана. Пытки как способ дознания существовали со времен Древней Руси. Под пытками железом и огнем невиновные часто оговаривали себя и своих знакомых, давая нужные суду показания. Но у Сената появились опасения, что после отмены пыток никто не будет уверен в своей безопасности. При этом сенаторы ссылались на то, что русское общество отличалось малоразвитостью. В результате Екатерина не уничтожила пытки гласно, но довела до сведения секретным предписанием, чтобы все же в делах, где возможны пытки, основывались на том, что они императрицей осуждаются, как дело жестокое и глупое.

Важной статьей «Наказа» является статья о смертной казни. «Опыты свидетельствуют, — пишет Екатерина, — частое употребление казней никогда не сделало людей лучшими: чего для если Я докажу, что в обыкновенном состоянии общества смерть гражданина ни полезна, ни нужна, то я преодолею восстающих против человечества». Но дальше она все же отмечает, что «гражданин будет достоин смерти, когда он нарушил безопасность даже от того, что отнял у кого жизнь или предпринял отнять. Смертная казнь есть некоторое лекарство больного общества». И Екатерина остается непоколебимо суровой к тем, кто посягает на государственную, т. е. на самодержавную, власть и нарушает спокойствие в государстве. Так был казнен подпоручик Мирович, так были повешены бунтовщики во время чумного бунта 1771 г., убившие архиепископа Амвросия, и так был казнен Емельян Пугачев. Но после казни Пугачева специальным указом Сената в России были уничтожены все орудия смертной казни.

Первое издание «Наказа» вышло в 1767 г. и переиздавалось семь раз вплоть до 1796 г. «Наказ» был переведен на основные европейские языки и получил широкую известность в Европе.

Проект «Устава о тюрьмах» был составлен самой Екатериной II. Согласно «Уставу» место для строительства тюрем следовало выбирать вблизи проточной воды, тюремные дворы выстилать камнем, а камеры, лежанки, окна и т. д. должны были иметь определенные размеры. В проекте даже были мысли о необходимости заботы о здоровье заключенных и о больнице с тремя сменами белья, ночными колпаками и колокольчиками для вызова врача, что давало повод для насмешек всех, кто знакомился с проектом. Как бы то ни было, но при Екатерине II больных стали лечить за счет казны.

И все же тюрьмы при Екатерине мало изменились. Реформа тюрем была проведена только при внуке Екатерины Александре I в 1819 г. А до реформы губернская тюрьма выглядела так, как описывает ее англичанин Венинг: «Двор чрезвычайно грязен; нужные места, не чистившиеся несколько лет, так заразили воздух, что почти невозможно было сносить зловония. В сии места солдаты водили мужчин и женщин одновременно, без всякого разбора и благопристойности.

В камерах также было темно, грязно, а пол не мылся с тех пор, как сделан. Сидело в одной комнате до 200 человек, и вместе с величайшим, например, преступником, окованным железами, несчастный мальчик за потерю паспорта».

Столичная тюрьма была не лучше губернской.

Опасные государственные преступники сидели в отдаленном северном Соловецком монастыре. Государственной тюрьмой оставалась Шлиссельбургская крепость, где содержались наиболее опасные для трона люди.

А.В. Шишов отмечает, что в жестокости наказания и плохого тюремного содержания заключенных Россия не отличалось от Англии или Франции, где тоже рубили головы и заковывали в кандалы, но Россия в глазах иностранцев продолжала оставаться варварской страной, а западноевропейские страны считали себя просвещенными и цивилизованными.

А.В. Шишов, однако, замечает, что правила Екатерины из ее кодекса чести в большинстве своем оставались проектами и не все, что она задумывала, воплощалось в законы и в жизнь. Тем не менее эти умозаключения тоже позволяют судить о нравственном уровне императрицы.

Европейцы считали, что Россия в течение всего XVII в. оставалась отсталой в культурном отношении страной и до царствования Петра III не сильно продвинулась в нравственном развитии. Тем более иностранцев поражал Петербург и двор Екатерины II своим блеском и европейским лоском, когда они впервые попадали в Россию.

В Петербурге, по мнению Сегюра [231], можно было встретить «просвещение и варварство, следы X и XVIII веков, Азию и Европу, скифов и европейцев, блестящее дворянство и невежественную толпу».

«С одной стороны, — отмечает Сегюр, — модные наряды, богатые одежды, роскошные пиры, великолепные торжества, зрелища, подобные тем, которые увеселяют избранное общество Парижа и Лондона; с другой — купцы в азиатской одежде, извозчики, слуги и мужики в овчинных тулупах, с длинными бородами, с меховыми шапками и руковицами и иногда с топорами, заткнутыми за ременными поясами. Эта одежда, шерстяная обувь и род грубого котурна [232]на ногах напоминают скифов, даков, роксолан и готов, некогда грозных для римского мира…» {233}.

Если бедное население еще коснело в невежестве, то богатая и образованная часть дворянского сословия ни в чем не уступала придворным блестящих европейских дворов, хотя иностранцы отмечали, что среди дворян было немало таких, особенно стариков, которые своими привычками и невежеством напоминали бояр старых времен.

В обществе блистали нарядами и красотой дамы, которые быстрее и охотнее мужчин осваивали нововведения. Они говорили на четырех и пяти языках, играли на многих музыкальных инструментах и были знакомы с произведениями известных европейских писателей. Мужчины же в большинстве оставались необщительными, важными и холодными и не очень интересовались тем, что происходит за пределами России.

Иностранцы отмечали, что в России все женщины, даже мещанки и крестьянки, румянились. Не составляла исключения и императрица, которая часто во время приемов и целования в знак приветствия с женщинами, уходила в туалетную комнату, и по окончании приема ее лицо было густо покрыто румянами и белилами.

Обычные балы и вечера не были многолюдными, но отличались хорошо подобранным обществом и весельем, но частые праздники при дворе и в обществе утомляли.

В апреле 1762 г. у Екатерины родился сын от гвардейского офицера Григория Орлова. Ребенок был отдан на воспитание гардеробмейстеру В.Г. Шкурину и впоследствии стал графом Алексеем Григорьевичем Бобринским. Он не стал Романовым, но был признан братом Павла I.