Владимир Жельвис - Наблюдая за русскими. Скрытые правила поведения

В своём сегодняшнем виде мат главным образом употребляется для выражения сильных эмоций. Завзятому русскому матерщиннику просто не хватает слов для выражения обуревающих его чувств. Словарь у него крошечный, а эмоций через край. Вот он и вставляет в свою бедную речь все эти бранные вопли. Учёные называют их «детонирующими запятыми».

Характерно, что, как правило, в запасе у ругающегося всего пара-тройка таких слов, которые он бесконечно варьирует, Виртуозные сквернословы у нас как-то повывелись, остались такие вот скучные и глупые ругатели. У них получается что-то вроде: «Иду я, блин, по улице и вдруг, блин, вижу, что идёт Серёга. Вот, блин, думаю, и встреча…» Попробуйте все эти «блины» убрать, и вы увидите, что речь сразу стала скучной и рассказывать-то, собственно, не о чем. А так получилась целая красочная история… По крайней мере, так думает сам рассказчик.

Такие собеседники, собственно говоря, даже и не ругатели, потому что они, как сами говорят, матом не ругаются, они на нём разговаривают. Ведь у русского мата есть замечательное качество: в силу особенностей русского языка матерным корнем можно заменить едва ли не любое слово и при этом добиться, что тебя поймут.

Вот только два примера, где из соображений приличия непристойности заменены или искажены.

Первый пример. Сельский житель, впервые увидевший фейерверк, описывает его односельчанам, возбуждённо размахивая руками:

— Сперва т-а-а-ак твою мать! А потом опять ни фига!

Второй пример, тоже рассказ очевидца. Употребим тут замену, придуманную Солженицыным:

«Стоит там такая фуевина, подошёл один фуй, покрутил какую-то фуяцию, а она фуяк! фуяк! — и улетела оттуда на фуй».

Бранные слова и обороты могут служить в русском употреблении как своеобразные «шиболеты», как пароль, по которому можно узнать «своих».

Из военных воспоминаний:

«И тут нас выручил один пожилой солдат, который спустился к самому берегу реки и принялся крыть часового отборными словечками. Только тогда часовой по-настоящему понял, что на другом берегу свои».

«Они разложили маленький огонь от комаров, вывалили на газету разваренную рыбу. По кругу гулял родимый гранёный. Говорили они, употребляя в десятках вариантов одно и то же слово. Меня они застеснялись, но я употребил ещё один вариант того же слова и стал как бы свой» (В. Крупин).

Бессмысленность русской брани, собственно говоря, и послужила тому, что русский мат получил широчайшее распространение по всему миру: иностранец знает, что есть такая русская брань, слышал, что она очень грубая, может даже худо-бедно её воспроизвести, а что она в самом деле означает, ему неведомо. Мне рассказали, что один израильтянин, не знающий русского языка, употребил брань, которая звучала примерно как «Lekh k ibena mat!», где lekh означает «иди». И он очень удивился, когда ему перевели то, что он сказал.

Такой приём тем более удобен, что бессмысленная брань на чужом языке никого особенно не оскорбляет, не то что собственная. Получается, что душу отвёл и как бы «ничего такого» не сказал.

Впрочем, бывает, что иностранец всё-таки узнаёт подлинный смысл ругательства, и тогда его ждёт настоящее потрясение. Вот у японцев брань, на наш русский взгляд, совсем другая стратегия обзывания. Эта их стратегия по своей сути нисколько не мягче нашей, так что, если они захотят друг друга оскорбить, у них это прекрасно получается. Но словарь они используют другой, отчего наш мат кажется им неслыханно грубым: ведь они переводят его на свой язык, отчего каждое слово получает буквальный смысл. Это уже не простое восклицание, а прямое утверждение, что, мол, вот я то-то сделал с твоей матерью. А матерей японцы любят, смею вас уверить, ничуть не меньше, чем мы своих. Реакцию можете себе представить.

А русских такая реакция даже удивит: а чего я, собственно, такого сказал? Чего этот японец так раскипятился?

Кавказские народы тоже охотно пользуются нашей бранью. Вам наверняка приходилось слышать, как идут по улице два кавказца и говорят на своём языке, которого вы конечно же не знаете. И вдруг в потоке чуждой вам речи вы ясно различаете очень даже знакомые слова, которые вам, в принципе, не хотелось бы слышать в общественном месте. В чём тут дело? Ведь живущий в России житель гор не японец, он наверняка знает буквальный смысл русского мата.

А всё дело в том, что статус матери на Кавказе так безгранично высок, что малейшее поношение в её адрес рассматривается как тяжелейшее оскорбление, какое только можно себе представить. Мы все знаем, что на Кавказе женщина и прежде всего мать может даже остановить кровавую схватку: никакой мужчина не посмеет не подчиниться.

Вот почему, если кавказец произнесёт на своём языке что-то даже слегка напоминающее оскорбление в адрес матери, ему несдобровать, и он это очень хорошо понимает. А по-русски то же самое для кавказского уха звучит куда мягче.

Это — общий закон. Проверено: если русскому предъявить слово «яблоко», он тотчас же отреагирует «слюнным рефлексом». Но если произнести знакомое ему английское слово apple, такого эффекта не добиться. А ведь apple — это тоже «яблоко».

Справедливости ради всё же стоит сказать, что нерусские сквернословы — при условии, что они знают смысл русских ругательств, — всё же понимают, что говорят грязные вещи. Я спрашивал знакомого грузина, что чувствует его соплеменник, когда при нём ругаются матом по-русски. «Ну, — сказал мой собеседник, — сперва он, может быть, потерпит, но если мат продолжается, он, скорее всего, скажет: „Ну ты, потише всё-таки! Прекрати!“».

По-видимому, он про себя переводит сказанное на свой язык и испытывает шок.

Конечно, когда мы всё-таки хотим действительно кого-то обругать, мы находим нужные слова, совсем не обязательно матерные. В последние годы получило широкое распространение слово «козёл». В уголовном мире популярно любое средство, способное обвинить оппонента в пассивном гомосексуализме, например достаточно просто назвать противника любым существительным женского рода, скажем шваброй. Такие оскорбления равносильны вызову на кровавую схватку.

Но в случае необходимости старый мат тоже берётся на вооружение.

Кстати, не следует думать, что матерятся исключительно низы общества. Завзятым матерщинником был император Александр III. Я не говорю уже о Петре Первом. Большевистские вожди могли поучить в этом плане столичных извозчиков. Вот только несколько примеров.

Из воспоминаний лидеров времён Великой Отечественной войны:

«Ссора вспыхнула тяжелейшая, с матерщиной и угрозами. Сталин материл Тимошенко, Жукова и Ватутина, обзывал их бездарями, ничтожествами, ротными писаришками, портяночниками. (…) Тимошенко с Жуковым тоже наговорили сгоряча немало оскорбительного в адрес вождя. Кончилось тем, что побелевший Жуков послал Сталина по матушке и потребовал немедленно покинуть кабинет и не мешать изучать обстановку и принимать решения».