Петр Киле - Ренессанс в России  Книга эссе

"Первая четверть XVIII века сыграла особую роль в художественном развитии России. Искусство занимает принципиально новое место в жизни общества, оно становится светским и общегосударственным делом". Это уже нечто большее, чем меценатство герцогов, кардиналов или папы римского, разумеется, прежде всего в собственных интересах. Ренессанс в России не повторение западноевропейского, а совершенно новый феномен — в силу разнообразных исторических, социально-экономических причин и художественных факторов как в самом Российском государстве, так и в европейских странах, вступивших в век Просвещения.

Воздействие европейской культуры на Россию громадно, но не в силу ее отсталости, а именно ее открытости миру, ее "всемирной отзывчивости", черты не столько чисто русской, как думал Достоевский, а ренессансной эпохи и ренессансной личности, что впервые мы наблюдаем у древних греков, у мыслителей и художников эпохи Возрождения в Европе, в России у Пушкина, но эту открытость и восприимчивость проявил уже Петр I. Ренессансный импульс в России возник не в среде гуманистов и художников в соответствии с требованиями переломной эпохи от средневековья к новому времени, а в гениальной личности молодого царя с могучей волей к жизнестроительству и творчеству во всех областях ремесел, наук и искусств. Именно поэтому искусство и науки становятся "общегосударственным делом", чего не было в Европе в эпоху Возрождения. Идея государственного предназначения художественного творчества (как и научного) и его воспитательной миссии, выработанная Петром I и заложенная в основу его преобразований, еще задолго до просветителей, определила совершенно новый характер Ренессанса в России. О том же по существу пишет и вышецитированный автор:

"Гражданственность становится идеалом, а прототипом свободного, принадлежащего обществу искусства предстает творчество мастеров античности и Ренессанса". Здесь принципиальная новизна позиции русских художников, призванных к государственному служению на общее благо, первое и реальное проявление русской идеи, можно сказать, впоследствии мистифицированной и вновь воплощенной в социалистической идее. Разумеется, в XVIII веке высокое искусство служило лишь привилегированному классу дворян, но его творцами чаще оказывались именно выходцы из низов, как, впрочем, было и в эпоху Возрождения в Европе.

История Петра I хорошо известна, но до сих пор мало понята, хотя всем ясно: царь-реформатор преобразил Россию, — путаются в целях и средствах, твердят о заимствованиях и жестокостях, с укором упоминают о самовластии самодержца, — и это от Карамзина до Пушкина, что говорить о славянофилах и западниках, которые за деревьями не видят леса.

“Петр не хотел вникнуть в истину, что дух народный составляет нравственное могущество государства… Пытки и казни служили средством нашего славного преобразования государственного… Бедным людям казалось, что он вместе с древними привычками отнимает у них самое отечество”. Это Н.М.Карамзин в 1811 году.

“Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые — суть плод ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, вторые нередко жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом. Первые были для вечности, или по крайней мере для будущего, — вторые вырвались у нетерпеливого самовластного помещика”. Это А.С.Пушкин в 1834 году.

“Рукой палача совлекался с русского человека образ русский и напяливалось подобие общеевропейца. Кровью поливались спешно, без критики, на веру выписанные из-за границы семена цивилизации”. Это И.С.Аксаков в 1880 году.

И вот современный историк Ю.Овсянников, автор книги “Великие зодчие Санкт-Петербурга”, материалами которой я буду широко пользоваться, без всякой связи, просто ради зачина в начале новой главы заявляет: “Суровый Петр, учивший Россию кнутом и самоличным примером, не оставил достойного продолжателя дела”.

Вот уже современные кинематографисты, касаясь эпохи Петра Великого, непременно покажут истязания царевича Алексея чуть ли не самим царем. Там, где бунт, борьба за власть у трона, неизбежны пытки и казни, здесь царь Петр ничего не выдумал, такова мировая практика всех времен и народов, как это ни прискорбно. Однако же кнутом никого не обучишь, можно лишь забить до смерти человека, искалечить, и он уже не работник, не творец (так был загублен при Анне Иоанновне первый русский художник Иван Никитин). А реформы Петра I оказались потому плодотворны, жизненны, что он окружил себя работниками, творцами под стать ему. А главное, все слои населения Российского государства на своем уровне, по своему разумению, ценою неимоверных трудов и жертв и поднимающих дух нации побед поддержали начинания царя, который сам — невиданное дело! — трудился не покладая рук, плотник, корабельный мастер, бомбардир. У нас забывают или просто не имеют ни малейшего представления об атмосфере эпохи преобразований, что запечатлелось наглядно в архитектуре новой столицы, формально это барокко и классицизм, но возвышенные, величественные, празднично отрадные, в полном соответствии с умонастроением эпохи и именно в России. В Италии и во Франции эти художественные направления в архитектуре решали иные задачи.

Особая атмосфера эпохи преобразований возникла не вдруг, а имела очаги еще в XVII веке, во-первых, в веселом торжестве язычества в простом народе, вопреки средневековым установлениям церкви; во-вторых, там, где образованность и свобода уже зародились, — не в кельях монастырей, не в университетах, как было в Западной Европе в эпоху Возрождения, — а при дворе, в царской семье еще при Алексее Михайловиче, а что говорить о его младшем сыне.

А ведь такой личности, самой удивительной, разносторонней, уникальной, безусловно гениальной, могло и не быть, но Россия через череду посредственных, полубезумных царей, стало быть, ценою еще худших жестокостей и колоссальных жертв вступила бы в Новое время, ибо настал срок, как говорит С.Соловьев о петровских преобразованиях, “это было не иное что, как естественное и необходимое явление в народной жизни, в жизни исторического, развивающегося народа, именно переход из одного возраста в другой — из возраста, в котором преобладает чувство, в возраст, в котором господствует мысль. Я указал, — продолжает историк, — на тождественное явление в жизни западных европейских народов, которые совершили этот переход в XV и XVI веках; Россия совершила его двумя веками позже”. Здесь нет речи об отсталости, оговаривает С.Соловьев, в новый возраст разные народы вступают в свое время и, разумеется, при соответствующих условиях. Однако историк ограничивается указанием на “тождественное явление в жизни западных европейских народов, которые совершили этот переход в XV и XVI веках”, то есть в эпоху Возрождения. Разве не естественен вопрос: “Что Россия с преобразованиями Петра не вступила в эпоху расцвета искусства и мысли?” В России только кнут и кровь, благо лишь старина, будто там мало кнута и крови было.