Ольга Семенова - Повседневная жизнь современного Парижа

Начиная в 2005 году предвыборную кампанию, Саркози понимал, что битва с кандидатом от социалистов Сеголен Руаяль будет трудной. Вплоть до волнений 2005 года Саркози обожали в предместьях. Ребята из Нантера подарили ему майку с надписью «Sarko Z’yva!» [12] «Сарко, вперед!» (фр.). . Но потом эмигрантская молодежь от него отвернулась. Где набрать потерянные голоса? Саркози решил попытаться отвоевать голоса у ультраправого Ле Пена. За последнего голосуют не только скинхеды и ксенофобы, но и французы, разочаровавшиеся в коммунистах. Этот чисто французский контингент живет в предместьях, каждый день сталкивается с хулиганами и наркоторговцами из эмигрантской среды и мечтает об изменениях. Саркози говорил: «Я хочу вернуть всех, кто голосовал за Ле Пена не потому, что он их очаровал, а потому, что мы их разочаровали!» Жесткие меры, принятые им во время волнений в предместьях, пришлись по душе всем разочарованным. Но Саркози обещал большее — навести порядок в эмиграционной политике, и за ним пошли.

Удалось ему отвоевать голоса и у социалистов. Вмешиваясь в дела крупных компаний, Саркози произносил абсолютно левые речи: «Я хочу сказать хозяину завода, перевозящему свое предприятие ночью, тайком, или опустошающему кассу, чтобы не платить рабочим зарплату или компенсацию за сокращения, что ему не будет пощады. Я скажу начальнику, зарабатывающему много денег, что получать много, когда ты это заслужил — хорошо, но злоупотреблять этим — значит оскорблять тех, кто в поте лица зарабатывает на жизнь. Я скажу начальнику, бездарно руководящему компанией, но выторговавшему компенсацию за сокращение в виде позолоченного парашюта, что если получать деньги за успех — законно, то уходить после провала с позолоченным парашютом — значит обворовывать общество». Язык Саркози прост и доступен миллионам, мысли — разумны, идеи — интересны. Ему поверили. В мае 2007 года он стал президентом. «Я не разочарую вас!» — обещал он ревущей от восторга толпе в вечер победы. Сразу после выборов Саркози провел несколько дней на яхте одного из своих друзей-миллиардеров и афишировал на запястье «Ролекс», но, несмотря на его замашки нувориша, симпатии избирателей остались на стороне Саркози.

Спустя полтора года после выборов две трети французов президентом были недовольны. И это несмотря на то, что он, как и обещал, суров с алчными начальниками, безжалостен к хулиганам, на деле дал шанс детям эмигрантов, предоставив им посты в высших эшелонах власти, объявил бой нелегальной эмиграции и добился освобождения заложницы Ингрид Бетанкур, восемь лет проведшей в джунглях, в плену у кровожадных колумбийских коммунистов. В чем дело? С одной стороны, на плечи Саркози легла вся тяжесть кризиса. Французы, как напуганные дети, склонны искать виновника всех их бед. Президент стал идеальным стрелочником. С другой — Саркози с его взрывным характером и бешеным темпераментом в эти нелегкие времена пугает.

Французы, как и мы, приучены историей к явлению политика. Им по душе спокойные жесты, медленная речь, выверенные выражения. А Саркози, став президентом, утроил скорость. Он быстр, порывист, резок, порой жесток. Не прислушивается к парламенту, монополизирует власть. Решил вернуть Францию в НАТО. Многие называют его тираном. Но Саркози никогда не скрывал своих взглядов и давно говорил: «Я уверен, что когда речь идет о национальном интересе, государство должно вмешиваться». Эта идея не нова. Как подметил один французский политик: «Во Франции истинные либералы не существуют. У нас развита культура Государства, от Кольбера до де Голля». Каждый французский президент в большей или меньшей степени отождествляет себя с государством. Саркози сравнялся с Людовиком XIV, утверждавшим, что «Государство — это я», и вмешивается во все. Министры действуют исключительно по его указаниям (пресса прозвала их «республиканскими зомби»), за Саркози последнее слово, даже тогда, когда речь идет о работе театров или журналистов. Желание контролировать доходит у президента до абсурда. 16 августа 2008 года он участвовал в собрании пятидесяти владельцев вилл, одна из которых принадлежит его жене Карле Бруни, в дачном поселке на Средиземноморском побережье. Обсуждалась проблема поистине государственной важности — проводить или не проводить в поселке канализацию. Через три дня он по этому же поводу принимал на вилле префекта департамента и мэра Лаванду. Наутро после встречи жители района обнаруживали в почтовых ящиках весточку от администрации: «Власти и, в частности, президент Республики, активно поддержали идею проведения канализации»…

Любовь Саркози к друзьям не знает границ. Он никогда не оставляет их в беде и взамен требует такой же преданности. Когда корсиканскую виллу его друга, известного артиста Кристиана Клавеля занимают борцы за независимость Корсики, то по указанию президента моментально летят головы местного начальства. С Патриком Балкани — мэром парижского пригорода Леваллуа-Перре Саркози связывают долгие годы дружбы. У обоих венгерские корни, оба начинали политическую карьеру в департаменте Верхней Сены под Парижем. Когда у Балкани возникли неприятности с правосудием (он заставлял сотрудников мэрии работать у него дома), Саркози его не оставил. Балкани оправился, теперь ездит с президентом к главам иностранных государств и получает прием, достойный не мэра маленького городка, а премьер-министра…

Отправляясь в 2007 году с официальном визитом к папе римскому, Саркози пригласил еще одного близкого друга — юмориста Жана Мари Бигара. Скетчи артиста двусмысленны, вульгарны, его присутствие подле Бенедикта XVI вызывало у многих недоразумение, но Саркози это безразлично. Дружба для него — святое. А когда еще один друг президента, уже знакомый нам Бернар Тапи выиграл тянувшееся более десяти лет разбирательство с Лионским кредитом, отвоевав 285 миллионов евро, журналисты заговорили о том, что президент надавил на правосудие. Вскоре Саркози решил упразднить пост судебного следователя — по его словам, чтобы избежать судебных ошибок, на которые эти наделенные практически неограниченной властью люди были последние годы щедры, но на взгляд многих работников правосудия и журналистов, прежде всего для того, чтобы отделаться от их назойливых расследований, часто затрагивающих интересы крупных политиков. Моя рафинированная французская подруга, работающая в Министерстве культуры, упоминая о президенте, брезгливо кривит рот «Ольга, посмотри, как он ходит. У него же походка итальянского мафиози!»

На мой взгляд, гипертрофированное чувство дружбы и желание все держать под личным контролем свидетельствуют не о мафиозности президента, а об особенностях его характера. Он авторитарен, капризен, гневлив и эгоцентричен, требует любви и признания. Есть в этом сильном, умном политике что-то от капризного малыша, а «горе тому городу, принцем которого стал ребенок». Жесткий курс, взятый президентом, еще более ужесточается на местах желающими ему угодить чиновниками. Один из примеров — арест бывшего директора газеты «Liberation» Витторио де Филипписа. Он был вовлечен в часто встречаемое в журналистских кругах дело о диффамации, пропустил одно из разбирательств в суде и получил повторное приглашение. В день суда, в 6 часов утра, в дверь позвонили полицейские. Они нахамили журналисту в присутствии его детей десяти и четырнадцати лет и в наручниках повезли в участок городка Ранси под Парижем. Там задержанного дважды раздевали, а потом в наручниках же отвезли в суд. После освобождения Витторио де Филиппис подвел итог; «Мы живем в стране, где говорят о необходимости сажать в тюрьмы двенадцатилетних детей, покушаются на свободу прессы, свободу граждан и демократический диспут»…