Алексей Марков - Что значит быть студентом: Работы 1995-2002 годов

Соответственно четкие маршруты студенческих перемещений также ограничивались университетом/институтом и библиотекой; для некоторых же они включали — пусть и время от времени — театры, музеи, студенческие и литературные кафе, публичные дома и т. д. По расположению места учебы и, нередко, жительства стрелка и набережные Васильевского острова и Невский проспект были главными студенческими артериями, а конки и извозчики — транспортными средствами (но многие перемещались пешком — ради экономии). Путешествующий пешком по центру студент имел, разумеется, несколько иную картину города, нежели постоянно пользующийся извозчиком. Однако габитус петроградского студента (именно как студента), представляемый в виде сложной классификационной динамической схемы или, скорее, сложного и запутанного переплетения таких самонастраивающихся схем, вряд ли ранжировал студенческие миры в зависимости от способа передвижения. Вообще переплетение в одном студенте габитусов «разного происхождения» еще более осложняет задачу: ведь наш учащийся мог быть сыном университетского профессора и крупного чиновника, учителя провинциального городка и зажиточного крестьянина и т. д. Насколько студенческий габитус вытеснял или подавлял все остальные? Скорее нужно говорить о сложном процессе совмещений, «притирок» и доминирования, которое и составляло индивидуальность каждого из акторов. При этом «чистый», надындивидуальный студенческий габитус — это не более чем удобная модель описания различных форм индивидуального поведения. Однако в том смысле, в каком наш студент все же оставался студентом, для него способ его передвижений не содержал конструктивного различия — в отличие, например, от стратегий поведения в университетском коридоре. Другое дело — рассматривать бытовые и прочие «мелочи» в общем контексте: тогда молодой пешеход неуловимо присутствовал в имидже свободного маргинала.

К своему телу учащийся конца империи и начала советских лет относился с куда большим вниманием, чем стереотипный «шестидесятник» (еще раз приходит на память это назойливое сравнение с «людьми 1860-х»!). И это несмотря на все неустройства и нищету в годы «военного коммунизма». Мемуаристы говорят о студентах-«модниках» (чистота рассматривается как нечто само собой разумеющееся) в великолепных сюртуках, шарфах и белых перчатках [174] Воронков М. Указ. соч. С. 5–6. . Из литературных источников нам известны гомосексуальные сообщества студентов с особым вкусом к «внешней» саморепрезентации [175] Эту информацию можно почерпнуть из разных источников: Есенин С. А. Материалы к биографии / Под ред. col1_0, 1993. С. 335–338, 432–433; Богомолов Н. А. Михаил Кузмин: статьи и материалы. М., 1995. С. 103–105, 113–115 и др. . Наконец, общая «сексуализация» культуры эпохи заставляла больше «заниматься собой». В этом контексте интересно посмотреть на развитие студенческого спорта в Петрограде. Пожалуй, в субкультуре русского студенчества ему никогда не уделяли внимания, сопоставимого с тем, которое обращали на спорт британские или американские универсанты. Однако расцветший в 1920-е годы студенческий и школьный спорт возник не на пустом месте и не из идеологических устремлений власти и культа армии исключительно [176] О месте спорта в жизни петроградского студента до 1917 года см.: Зеликсон Е. Ю. Очерки по истории физической культуры в СССР. От отмены крепостного права и развития промышленного капитализма в России до Великой Октябрьской социалистической революции (1861–1917 гг.). М.; Л., 1940. С. 141–142, 145, 147, 149. Ср.: Сватиков С. Русское студенчество прежде и теперь // Путь студенчества. М., 1916. С. 17. . У него были дореволюционные предшественники, и не только в среде «академистов» [177] Ср.: Кушнырь-Кушнарев Г. И. Исторический очерк возникновения и развития академических организаций в России. СПб., 1914. С. 11, 14, 133, 140. . Спорт был, конечно, куда более «благородным», «британским», нежели в «пролетарскую» эпоху 1920–1930-х годов. Но это подчеркивает и разницу в «границах» и самосознании студентов на протяжении одного десятилетия.

В полумаргинальной студенческой жизни отдых и развлечения имели не меньшее значение, чем учеба. Поскольку в Петербурге не было «студенческого квартала» в буквальном смысле слова, трудно указать скопления студенческих закусочных, кафе, рюмочных. Однако на Васильевском острове, на Вознесенском проспекте таких мест хватало (как, возможно, и в других районах города, где находились вузы, например, поблизости от Политехнического института). Подобно парижским студентам, для петроградцев это — места товарищеских встреч, дискуссий — одним словом, общения. Не случайно правительство столь настороженно относилось к просьбам об открытии студенческих столовых: в представлении чиновников Министерства народного просвещения и Министерства внутренних дел они рано или поздно должны были стать центрами политической деятельности. Именно подобная настороженная реакция привела к проволочкам с регистрацией Василеостровского студенческого кооператива [178] Лейберов И. Указ. соч. С. 32. Ср.: Kassow S. D. Op. cit. P. 71–72. О студенческих пивных см.: Иванов П. Указ. соч. С. 271–282 (московская пивная «Седан»). . Наверное, рассматривать весь мир студенческого «общепита» сквозь призму политики необоснованно: темы обсуждения были по-студенчески разнообразны. Вообще «тематических» закусочных и рюмочных имелось много меньше, нежели обслуживавших студентов с разными интересами. Среди заведений с богемной направленностью накануне революции процветали поэтические кафе, вроде «Бродячей собаки». Они были местом встреч и знакомств начинающих художников с маститыми поэтами и писателями. Особую позицию в студенческом «релаксе» занимали каникулы и праздники — прежде всего профессиональные. В Москве — это Татьянин день, в Петербурге — 8 февраля (день Университета). Праздник начинался с торжественных собраний в высших учебных заведениях, а затем продолжался в ресторанах — с попойками, танцами и ночными гуляньями. Собирались не только студенты, но и профессура, выпускники прошлых лет. Последнее позволяло, подобно немецким студенческим пивным ритуалам, завязывать полезные для будущей карьеры контакты с влиятельными в мире политики, бизнеса, искусства и академии людьми [179] Kassow S. D. Op. cit. P. 13–14; Иванов П. Указ. соч. С. 80–81. Ср . Jarausch К. Н. Students, Society and Politics in Imperial Germany. The Rise of Academic Illiberalism. P. 234–332. Существовали и другие формы установления и поддержания контакта с профессурой в неформальных условиях — благодаря студенческим дружбам, например: Кареев Н. И. Прожитое и пережитое. С. 205. . Кроме того, праздник разрушал, до известной степени, субординацию (или ее ритуалы) между студентами и профессорами. Возможно, это позволяло иногда разрешать разного рода политические недоразумения и конфликты либо даже избегать их. Наконец, необходимо учитывать и еще одну символическую функцию такого праздника — поддерживать культ традиции и alma mater, постоянно заново конституировать обе вузовские корпорации и «патриотизм» конкретного института. До войны каникулы означали разъезд студенчества по домам, пусть временный, но «распад корпоративного тела». Однако после 1 августа 1914 года далеко не для всех это стало возможно. Студенты оставались в городах, подрабатывая в различных частных и государственных учреждениях [180] О быте петроградского студенчества в годы Первой мировой войны (1914–1917) см., напр.: Слушательницы Петроградских Высших Женских (Бестужевских) Курсов на втором году войны. Бюджет. Жилищные условия. Питание. По данным переписи (анкеты), выполненной статистическим семинарием в конце октября 1915 г. / Под ред. А. А. Кауфмана. Пг., 1916. По данным опроса, если в 1914 году в заработке нуждалось 35 % курсисток, то в 1915-м — уже 61 % (С. 28). . В первые послеоктябрьские годы тенденция вновь переменилась: из голодного Петрограда буквально бежали в сельскую местность и в малые провинциальные города [181] Картины жизни университетской интеллигенции этого периода воссозданы «по свежим следам» в цитировавшихся выше мемуарах Кареева: Кареев А. Цит. соч. С. 263–287. . Кроме того, государственная власть стремилась использовать освобождающихся студентов в качестве сельских школьных учителей и ревизоров сельских школ от Наркомата просвещения [182] Королев Ф. Ф. Из истории народного образования… С. 127–128, 133–136, 137–138. Ср. решение Петросовета о мобилизации студентов учительствовать в городских школах первой и, отчасти, второй ступеней: Студенты-учителя // Красная газета. 1921. 28 января. . Но учащиеся всему предпочитали поездку к родственникам.