Петр Киле - Опыты по эстетике классических эпох. [Статьи и эссе]

Главной тенденцией культуры японского зрелого средневековья XIV - XV веков было устремление к невидимому и сверхчувственному, невыразимой словами истине, поискам внутреннего смысла всего сущего...

Идеалы новой городской культуры были принципиально иными. Они были порождением повседневного эмпирического опыта, связанного с практической деятельностью и определенными ею ценностями. Первое место в иерархии этих ценностей стали занимать деньги, сделавшиеся смыслом и целью всякой жизненной активности...

Не сверхчувственные, иррациональные идеи, а конкретные вещи и события стали главным объектом внимания человека. А в искусстве ценность внешней оболочки предметного мира соответственно стала казаться выше отвлеченных понятий сферы сверхчувственного. Глаз наслаждался красотой реального, конкретными свойствами вещей - их цветом, формой, фактурой».

Здесь и зафиксирован переход от средневекового миросозерцания к новому, что хорошо всем знакомо по эпохе Возрождения в Италии, с преодолением эстетики иконописи и готики, с их устремлениями к сверхчувственному, и что мы узнаем и в России XVIII - XIX веков, только в Италии влияние религии еще сохранялось и даже в большей мере, чем в Японии, а в России секуляризация культуры представила вообще новый этап в развитии человеческой цивилизации, и это с самого начала преобразований царя Петра, вплоть до атеизма, что и выступает по сути предельным выражением ренессансного гуманизма.

«Первая и главная особенность сюжетов жанровой живописи - это жизненная реальность. Само по себе обращение к реальности не было явлением необычным для японского искусства. Поэты и художники всегда пристально вглядывались в окружающий мир, главным образом в мир природы, передавая через него движения человеческой души. Наблюдательность, умение уловить тончайшие оттенки чувства характерны для японских поэтов всей эпохи средневековья. Однако буддийская идея иллюзорности бытия, быстротечности и эфемерности человеческой жизни окрашивала все это грустью, лишала полнокровности, поскольку видимый мир представал лишь отражением непостижимости Абсолюта.

Обращение к реальности как самоценности было новшеством, не имевшим прецедентов в японском искусстве. Это открытие жанровой живописью эстетической ценности реального мира и было ее самым важным качеством».

Тем не менее наш автор не узнает, что это ренессансный прецедент. Это эстетика Ренессанса, проявившей себя в Японии XVI - XVII веков более последовательно, чем в Италии и в других странах Западной Европы, в которых и живопись, и самая жизнь развивались по-прежнему под покровом религиозного сознания, в лучшем случае - античной мифологии. Эта особенность европейского Ренессанса, с Реформацией и инквизицией, делает его явлением более противоречивым и не последовательным, чем те же ренессансные явления в Японии, не узнанные исследователями как таковые.

Как известно, с европейским Ренессансом связывают культ человека, культ красоты, любовь к жизни, свободу и жизнерадостность, что, правда, быстро промелькнуло из-за той же феодально-церковной реакции. Если это отличительные и самые привлекательные черты Ренессанса, то они проявились в Японии более ярко и полно, захватывая все сферы жизни сверху донизу и все виды искусства.

«Ощущение праздничности жизни, появившееся в начале XVII века в городской среде, было антитезой внушавшемуся буддийским учением пониманию бренности, иллюзорности мира. Получивший в то время большое распространение термин «укиё» (живопись - укиё-э, повести - укиё-дзоси) имел гораздо более раннее происхождение и буддийские корни. Теперь он наполнился новым смыслом, и метаморфоза эта весьма показательна, - пишет Н.С.Николаева. - В «Повести об изменчивом мире» («Укиё моногатари»), написанной Асай Рёи в 1661 году, поясняется разница между старым значением слова укиё и новым: «В прошлом слово укиё использовалось для обозначения бренной жизни, в которой все свершается вопреки надеждам человека; теперь же укиё приобрело значение «изменчивый» вместо «бренный» и само понятие укиё стало обозначать манящие извивы судьбы человека в ту счастливую пору, когда он живет мгновеньем, весело покачиваясь на волнах неведомого, точно тыква на воде».

Город и горожане в Японии, как и в раздробленной Италии, оказывались в известной степени вне феодальной системы, да и бесправные в ней, и творили новую культуру, отличную от средневековой, культуру Ренессанса. «Что за великие времена! Поистине великие! - говорил о своем времени писатель Миура Дзёсин. - Даже люди, подобные мне, воспринимают красоту и замечают чудеса в прекрасной нынешней жизни. Да придет царство Будды!»

Точно также восклицали гуманисты и художники Флоренции, называя свое время золотым веком, который, увы, продлился недолго. Н.С.Николаева пишет, мол, в Японии бытового жанра, как в европейской живописи XVII века, не было, не сознавая, что его не было в Италии XV - XVI веков, в эпоху Ренессанса, и в Японии его не могло быть в той форме, как в Голландии, ибо она переживала эпоху Ренессанса на закате средневековья.

Жанровая живопись Японии по сравнению с европейской живописью эпохи Возрождения и Нового времени носила воистину революционный характер и по форме, и по содержанию. Основная тематика жанровой живописи XVI столетия - это мир «веселых кварталов». Ничего подобного в Европе, считавшей себя во всех отношениях более продвинутой, чем Восток, не знали.

«Мир «веселых кварталов» был настолько важен в жизни всего города, что не случайно именно ему посвящена была большая часть литературных произведений того времени, и главными героями повестей и романов были куртизанки. Понятие укиё приобретало все более эротический смысл (первые гравюры укиё-э были просто порнографического характера). Вполне понятно, почему и в живописи изображение куртизанок становится одним из постоянных сюжетов наряду с театральными представлениями.

Мир «веселых домов» и мир театральный в тот период были тесно связаны друг с другом, вернее, они были едины. Основательницей знаменитого театра Кабуки была Окуни, жрица синтоистского храма в Идзумо. Такие жрицы обязаны были исполнять священные пляски, считавшиейся «очистительными», а также собирать пожертвования на храм... В 1603 году Окуни появилась в Киото и стала выступать с пляской «молитва Будде» (нэмбуцу-одори). Постепенно к ней присоединялись другие исполнители и возникло нечто вроде бродячей труппы, прославившейся вскоре своими танцами в необычных костюмах, из-за которых и танец получил название кабуки-одори...