Лариса Никифорова - Дворец в истории русской культуры. Опыт типологии

Как писал один из авторов сборника о деятельности агитпоездов, первый такой поезд состоял из административного вагона и библиотеки. Все последующие формировались уже как целая система «отделов», способных обеспечить разнообразную работу. Агитпоезда «Октябрьская революция», «Красный Восток», «Красная Кубань», отправлявшиеся по территориям, только что занятым Красной армией, имели в своем составе целый политотдел, состоявший из инструкторского и агитационно-лекторского подотделов, информационный отдел, бюро жалоб, отдел «Роста», кинематограф, литературный склад и магазин. И во второй половине 1920-х, уже после Гражданской войны, по Волге ходили баржи-клубы, обслуживавшие пристани и команды судов. Это было целое направление клубной работы, со своей методикой деятельности и организационной структурой, впитавшей опыт «передвижных» клубов первых послереволюционных лет и опыт стационарных «мирных» клубных учреждений [638] .

Агитпоезда и агитпароходы начала 1920-х были оснащены радиостанцией, внутренней телефонной связью, которую можно было подключать к городской сети в местах остановок. Некоторые имели в своем составе театр с особо подобранным репертуаром, способный выступать на любой сцене, а, чаще и вовсе без сцены, показательные мастерские, амбулатории, передвижные выставки.

Особое внимание уделялось техническому оснащению агитпоездов – они имели киноустановку, гудки с музыкальными мелодиями, светящиеся и меняющие цвет агитационные надписи. Существовало даже представительство за границей для закупки кинолент, пленок и «всякого кинографического материала». Агипароходы были «усилены» вспомогательным транспортом – мотоциклами, велосипедами, иногда автомобилями. Возможно не каждый раз «подвижное учреждение» было оснащено полностью, часто слышны сетования на нехватку то одного, то другого оборудования. Но даже в усеченном виде они «поражали воображение» местных жителей, что учитывалось как существенный агитационный эффект.

И все же предмет особой гордости в подвижной агитации составляла не техническая оснащенность, но «пролетарская тейлоризация» – сама организация просветительской работы, построенная на профессионализме, специализации и системном подходе. Все это позволяло «в наикратчайший срок, без лишних усилий и приемов достигнуть наибольших результатов» [639] .

Структура подразделений «подвижных» клубов была ориентирована не только на пропаганду, но и на диалог с населением – жалобы, поступившие в бюро агитпоезда или агитпарохода, анализировались, служили материалом для оргвыводов, помогали быстро реагировать, менять формы работы и само содержание. Передвижные клубы, конечно, «производили впечатление» и одновременно реально помогали и партактиву, и населению.

Организация агитационной работы в первые годы Советской власти преемственна по отношению к формам просветительской деятельности, которую вели еще в XIX веке народники, по отношению к методам православного просвещения XIX века [640] , к деятельности народных домов. Был собран весь предшествующий опыт, использованы все известные формы агитации и просвещения и развернуты в сторону массового охвата населения страны. В том числе были взяты на вооружение приемы стандартизации там, где это возможно, и гибкость, подвижность там, где стандартизация не срабатывает. В политдомах, агитбараках, агипоездах могли читать лекции, проводить митинги, показывать кинохронику, а могли играть в политдомино [641] или вести индивидуальные беседы – для каждой категории населения и для каждой проблемы искались свои формы работы.

Строительство клубов – «очагов новой культуры» – началось во второй половине 1920-х годов. К этому времени общая структура клуба не просто сложилась, но была детально проработана.

В 1937 году, когда в журнале «Архитектура СССР» подводились итоги двадцатилетнего развития архитектуры, Я. Корнфельд так сформулировал особенности советских общественных зданий, «дворцов социалистической культуры»: «Важнейшим элементом, характеризующим общественные здания советской демократии, стал большой зал собраний. Он приобрел центральное значение не только в общественных зданиях клубов, дворцов культуры, дворцов труда, но стал неотъемлемой частью зданий государственного управления – домов советов, домов промышленности, домов правительства и других» [642] .

Зал собраний был основным пространственным и содержательным ядром советского общественного здания, точнее система залов: большой зал, предназначенный для общих собраний, митингов, празднеств и малый зал для собраний актива, т. е. уполномоченных представителей. Если на заре модерна формирование общественных зданий шло от дворца и храма, то общественные здания советской культуры своим прототипом имели театр.

Зал в общественном здании – это центр организационно-массовой работы, само общественное здание – центр организационно-массовой работы завода, городского района, целого города – «эпицентр» массовых демонстраций и уличных шествий [643] . При проектировании клубов и рабочих дворцов часто предлагалось устраивать балконы, с которых ораторы могли бы обращаться к митингующим и демонстрантам [644] . Этим объясняется пристрастие к балконам в архитектуре конструктивизма – небольшим и в бытовом отношении неудобным. Надо помнить, что балконы проектировались как трибуны, связывая общественное здание и его зал собраний с массовым уличным митингом.

Общественные здания 1920-х 1930-х годов мыслились как театры массовых действ, разворачивающихся одновременно или попеременно внутри и вокруг здания, с участием колонн демонстрантов, зрителей амфитеатра, актеров и организаторов. Таковы театр массовых действий в Ростове-на Дону, синтетический театр в Свердловске, цирк в Иваново-Вознесенске. Проектировались общественные здания с подвижными стенами, пандусами, ведущими на сцену – множество художественных и технических решений было связано с возможностью объединить зал собраний и площадь, дать возможность массовому митингу или шествию войти во дворец и в залы заседаний. Проблема архитектурной организации массовых митингов и объединения всего народа и его уполномоченных представителей достигла при проектировании Дворца Советов 1931–1932 гг. Способность вместить массовую аудиторию была одним из важнейших требований к советскому общественному зданию, своеобразным творческим императивом, требовавшим технических и художественных решений.

Идея демократического зала достигла кульминации в проектировании Дворца Советов. В залах дворца требовалось обеспечить «кратчайшее расстояние от трибуны до мест» [645] , «возможность разместить наибольшее количество людей в наикратчайшем от мест президиума расстоянии» [646] . Особенно важно это было для Большого зала на 15 000 (затем и на 20000) человек. С малым залом на 6000 человек справиться было проще – за плечами был опыт проектирования дворцов труда и рабочих дворцов с залами на 1200 человек (Дворец Труда в Иваново-Вознесенске) [647] , 3 500 человек (Дворцы Труда в Ростове на Дону и Екатеринославле) [648] , 3–4 000 человек (дворец Труда в Петрограде) [649] , 8 000 человек (Дворец Труда в Москве) [650] . Большие залы дворцов труда и рабочих дворцов словно бы превращались в Малый зал Дворца Советов.