Фелипе Фернандес-Арместо - Цивилизации

Большинство финикийских городов строились на берегу и были гаванями, они «располагались, — как сказал Иезекииль о Тире, — у входа в море… город-купец для множества островов» [807] Иез 27:3. . Их водяные ворота — какие изображены на рельефе в северной Месопотамии — открывались прямо в море [808] L. W. King, Bronze Reliefs from the Gates of Shalaneser (London, 1915), вкладки 13–14; объяснения A. H. Layard из Dept of Antiquities, BM, приведены в D. Harden, The Phoenicians (London, 1962), вкладка 50, правая секция; E. Goubel et al., Les Pheniciens et le monde mediterraneen (Luxembourg, 1986), figs. 13, 21. . На монетах, которые финикийцы начали чеканить в VI веке до н. э., обычно изображены торговые галеры на фоне моря [809] British Museum Catalogue of Coins: Phoenicia (London, 1910), pis. 18, nos 6 and 7; 19, no. 5 (Sidon galley and waves); 28, no. 9 (Tyre: dolphin). . В отчете ассирийского купца девятого века до н. э. рассказывается о жизни гавани Тира: верфи, уставленные кораблями, склады, в которые непрерывно входят и из которых выходят люди, торговля лесом и восстания из-за налогов [810] J. В. Pritchard, Recovering Sarepta, a Phoenician City (Princeton, 1978), p. 29. . В злых и ревнивых пророчествах Иезекииля говорится о городе, гордом своей красотой, «которую твои строители усовершенствовали». Приводимый им перечень имеющегося в городе составлен с целью произвести впечатление разлагающей роскоши. Но начинает он с основы всякого богатства — корабельного леса и самих корабельщиков: стройматериалы и экипажи, кедр из ливанских лесов, дуб для весел, слоновая кость для скамей, паруса из египетского льна, моряки и конопатчики с финикийского берега. «Все корабли в морях приплывают к тебе за твоими товарами» [811] Иез 27:4. .

Подобно многим более поздним морским цивилизациям, Финикия использовала море для основания колоний. Самые ранние из них: Утика (там, где сегодня Тунис) и Гадес (современный Кадис в Испании) — как свидетельствуют легендарные источники, были основаны в XII веке до н. э.; археологические данные свидетельствуют о в высшей степени стремительном распространении колоний по всему западному Средиземноморью: процесс доходил до Мальты (в VIII веке до н. э.) и Сардинии (в IX веке) и затрагивал Танжер и Тамуду в VI веке до н. э. Отсюда финикийские мореплаватели вышли в Атлантический океан и основали торговый пункт в Могадоре. В римских текстах говорится даже о том, что финикийцы огибали Аравийский полуостров и Африку.

Там, где они строили города, они распространяли и свои эклектические вкусы, чего можно ожидать от талассократов: дома с мраморными полами и мавзолеи, украшенные в смешении стилей, заимствованных по всему восточному Средиземноморью. Везде они оставляли следы своих традиционных ремесел: чаны для смешения тирийской краски, обмазанные глиной ульи и стеклодувные мастерские. У них существовали кровожадные культы: во время шумных, потрясающих обрядов Карфагена бронзовые руки изваяний Ваала и Танит бросали в священное пламя новорожденных [812] P. Mac Kendrick, The North African Stones Speak (Chapel Hill, 1980), pp. 8-27. .

Независимые города, оставшиеся в Ливане, поглотил вавилонский и персидский империализм. Центр тяготения финикийского мира переместился на запад. Карфаген, основанный в конце IX или начале VIII столетия до н. э., стал путеводной звездой и главным претендентом на контроль над средиземноморской торговлей — он соперничал вначале с греческими городами, затем с Римской империей. Карфаген был расположен идеально для центра морской цивилизации: отличная гавань посреди Средиземного моря, именно там, где в ней нуждается большинство кораблей, с прилегающей узкой, но плодородной территорией, изобилующей стадами, пшеничными полями, орошаемыми садами, в которых росли гранаты, и виноградниками. Катон продемонстрировал это римскому сенату одним жестом: желая показать, почему Карфаген должен быть разрушен, он продемонстрировал только что привезенные оттуда спелые сочные плоды инжира — это свидетельствовало и о плодородии земли, и о легкости доставки из нее. Окончательное торжество Рима в 146 году до н. э. оказалось столь полным и мстительным, что Карфаген был разрушен до основания, а почва, на которой он стоял, засеяна солью. Почти всю финикийскую литературу уничтожили. Уцелели лишь немногие надписи. Сохранилось так мало произведений финикийского искусства, что охарактеризовать его невозможно: если в нем было нечто общее, помимо эклектики, мы, вероятно, никогда об этом не узнаем.

Не можем мы и восстановить контекст, в котором возник главный дар финикийцев миру — алфавит. Все системы письма, кроме тех, что развились на основе финикийского, имели силлабическую или логографическую природу либо представляли какую-то комбинацию этих двух типов. При силлабической системе каждый знак означает слог, обычно состоящий из одного гласного и одного согласного; во второй системе знак представляет целое слово. Казалось, эти два способа имеют непревзойденные преимущества для писцов тех цивилизаций, которые их разработали или заимствовали. Во-первых, они требовали от пользователя знания большого количества знаков — обычно около ста в силлабической системе и несколько сотен или даже тысяч в логографической. Поэтому письмо становилось тайным искусством посвященных, загадкой, для разгадывания которой нужно много времени, а оно есть только у привилегированных членов общества. Во-вторых, они экономически были более выгодны: требовали меньше времени для письма и потребляли меньше ценных материалов, таких как каменные или глиняные таблички, папирус, бумага или дорогостоящая кожа; система, в которой каждый знак соответствует звуку, потребляет гораздо больше писчих материалов. Системы письма, основанные на финикийской традиции, на протяжении большей части истории не могли считаться лучшими, но в последнее время в обществах массовой грамотности и дешевых писчих материалов они оказались как раз на месте. Действительно, легкость, с которой можно овладеть подобной системой, способствовала широкому распространению грамотности и стимулировала контакты — и политические, и торговые, которые письмо облегчает. Письмо не есть необходимая предпосылка цивилизации, но оно очень полезно. И чем проще система письма, тем больше людей можно привлечь к деятельности, требующей грамотности.

Это иллюстрирует руническое письмо — система, также отдаленно связанная по происхождению с финикийским алфавитом. Наше представление о севере нигде не было так искажено и мистифицировано, как при изучении рун. Сочетание романтизма и невежества отдало это практичное и легко применимое письмо во власть магии. Не всегда легко разграничить науку и магию, но руническое письмо, подобно шумерской и минойской системам письменности, вероятно, начиналось как технология бизнеса — для обозначения названий товаров. В Бергене XII века рунические надписи определенно использовались как торговые ярлычки; рунами написаны письма королевских чиновников этого периода; до нас дошло такое количество фрагментов этих писем, что можно предположить наличие обширной корреспонденции [813] R. I. Page, Runes (Berkeley, 1987), p. 8. . Подобно большинству систем письменности, эта также рассматривалась как божественный дар, «письмо, данное богом», «великолепное», что, однако, вовсе не означает, будто его использование было тайным. Надписи, содержание которых связанно с ценными объектами, ассоциируются с молитвами об успехе и, возможно, о бессмертии; но все это желания, которые не выходйт за обычные потребности письменных записей практичных людей. Большинство сохранившихся рунических надписей не имеют магического либо ритуального или религиозного контекста, если не считать таковыми заявления о собственности или авторстве.